На первый взгляд кажется, что джунгли — они и есть джунгли, и нет в них никакого порядка. На самом деле мангры отвоевывают пространство у моря и делают это в строгой очередности. Разные виды мангров ио-разному переносят соленую воду. Пионером покорения морских мелководий выступает авиценния, или, по-местному, «мам». Каждый год в июле очерчивает она прибрежную полосу своим желтым цветом. Через месяц появляются грозди плодов. Они падают в море и кочуют в полосе прибоя, пока не найдут благоприятную почву. Корни прорастают глубоко в ил, скрепляют его и сами способствуют задержанию ила. То ли наносы ила дают жизнь манграм, то ли мангры задерживают ил. Лет через 20 эти места уже на долгое время обнажаются при отливе, и авиценния уступает место другому виду — ризофоре. Ризофора конъюгата, или, по-вьетнамски, «дыок», — самый распространенный на Камау вид мангров. Они растут густыми массивами, переплетаясь корнями. Эти корни похожи на гигантских крабов, вцепившихся длинными ногами в грязь, заливаемую приливом дважды в сутки. Как бы из панциря краба устремляется ввысь ровный ствол дерева. В переплетениях корней — царство креветок, мелких ракообразных и прочей морской живности, которая служит пищей более крупным животным и птицам.
Люди здесь не занимаются сельским хозяйством. Их кормит мангровый лес, его обитатели. Вьетнамская народная мудрость гласит, что на Камау «ловят рыбу на деревьях, а птиц под водой». Заключенный в поговорке парадокс подчеркивает диковинность природы полуострова. На птиц, которые ныряют за добычей, действительно ставят сети под водой, а рыбу в часы отлива собирают в густых переплетениях мангровых зарослей.
Стволы ризофоры поднимаются на 20–30 метров и имеют толщину до полуметра. Из них строят свайные дома, мосты, рыбацкие арки над речными протоками, делают мачты и реи, обжигают древесный уголь. В Миньхае ежегодно производится 60 тысяч тонн такого угля.
10 тонн листьев на гектар в год сбрасывает ризофора. Запутываясь в корнях, они превращаются в перегной, слой которого быстро растет. Превращая морскую отмель в сушу, дерево постепенно губит себя. Оно не может жить на суше и уступает место каепутовым лесам. Это тоже разновидность мангров с прочной древесиной. Из каепутовых стволов делают сваи домов, и чем они мокрее, тем прочнее. Их не едят даже термиты, гроза построек в тропиках. Каепутовыми ветвями мостят гати, укрепляют берега.
Неприхотливые, прочные и живучие, настойчивые в своем наступлении на море мангровые деревья Нгуен Минь Дык сравнил с партизанами Миньхая. Их можно сравнить и с пионерами освоения топей полуострова. И те и другие действовали постепенно и уверенно, шаг за шагом завоевывая позиции, создавая почву для новых поколений.
Именно мангровые джунгли Камау и особенно каепутовый массив Уминь были надежными опорными базами Сопротивления, В них находился штаб революционных сил провинции, под их густым покровом Прошли 30 лет жизни и деятельности Нгуен Минь Дыка. Ни французские колонизаторы, ни американские агрессоры, не осмеливались углубляться в эти леса, они пытались уничтожить партизан лишь с воздуха.
Берега теряющейся в топях самой южной реки Вьетнама — Кыулон — напоминают лес из волшебных сказок. Между щупальцами одеревеневших гигантских спрутов, бывших когда-то корнями старых мангров, пробивается молодая поросль. Много среди всего этого хаоса стоящих и повалившихся безжизненных стволов. Взглядом с реки трудно определить, какие деревья погибли от старости, а какие убил человек. Зато с вертолета совершенно отчетливо видны 36 параллельных полос, протянувшихся от левого берега Кыулона до юго-восточного побережья полуострова. Природа не могла создать такого. Это следы отравляющих веществ, распыленных с американских самолетов. С 1960 по 1972 год на мангровые леса полуострова Камау были сброшены тысячи тонн ядохимикатов. В 1972 году пробовали сжигать мангровый лес напалмом, но он не горел. Слишком водянистая листва у этих деревьев, да и прилив дважды в сутки гасил пожары. Больше всего, примерно на 70 процентов, пострадал сравнительно сухой каепутовый лес Уминь на западе полуострова — на берегу Сиамского залива.
Уже несколько лет прошло с тех пор, как лес Уминь впервые перестал быть партизанской базой. Сейчас трудно найти места, где когда-то находились дома партизан, стоявшие на сваях, прикрепленных к воздушным корням больших мангров. Люди ходили здесь не по земле, а по ажурной арматуре, сплетенной корнями над черной грязью торфяников. Эти глухие места сейчас более безжизненны, чем во время войны.