А та и сама испугалась своей наглости и теперь не знала, куда деваться. Неловкость нарастала, казалось, что с каждой секундой пространство сжимается вокруг них и грозит прижать их друг к другу так тесно, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Словно то тонкому льду, совершенно не зная, куда вывезет, Глеб, как хозяин своему слову, наконец, нашелся:
— Я думал, тебе что-то более материальное предложить.
Лина вдруг осознала, как нелепо выглядит ее просьба, поэтому стушевалась так, что щеки заполыхали пламенем. О чем она только думала? Господи, как же неловко! Потупив глаза, она едва перевела дух.
— Что-то более материальное — это уже к чему — то обязывает. Простите мою наглость, — Лина завершила фразу, уже почти совладав с собой. — Честное слово, я сказала, не подумав.
Демов сидел как на раскаленном стуле — впервые в жизни его мозг, аналоговый компьютерному, не мог выдать правильное решение. Обещал же помочь?
Тайм — аут помог бы ему взять бодрый голос из динамика, но все пошло не так.
— Дамы и господа! Через тридцать минут наш клуб закрывается. Будем рады видеть вас завтра!
Завтра. Завтра он что-нибудь придумает, и на этой же волне, будто черти его за язык потянули, озвучил слово «Завтра», но в той интерпретации, которой он хотел бы избежать.
— Ну тогда встречаемся здесь завтра, — и не переключаясь: — Тебя ждут? — словно мимоходом, задал он больной вопрос.
— Нет, меня никто не ждет, — недоуменно ответила девушка.
Глеб растерялся. Он был уверен, что Нильс отирается где-то поблизости.
Слова Лины почему-то принесли ему несказанное облегчение. У него появилась возможность задать взбучку другу за халатное отношение к вверенному ему имуществу.
— Доедай, я тебя сейчас отвезу домой, — и, видя что девушка собирается запротестовать, отрезал: — Я не хочу, чтоб на тебя маньяки какие-нибудь напали. Ты у меня скоро будешь значится как ценный кадр, а еще Сталин говорил, что кадры решают все.
Лина быстренько, едва не поперхнувшись, проглотила последний кусочек «Эстерхази», запила оставшимся чаем и по-детски облизнула губы.
Демов чуть не ругнулся — теперь он не мог оторвать от них свой взгляд, желание захватить их своими возникло спонтанно, вызвав спазм в груди и однозначно читаемую, пульсирующую тяжесть в паху.
Наклонив голову, чтоб не так было явно, он сглотнул комок, встрявший поперек горла, и хрипло спросил:
— Идем?
И что он сейчас делает и что делать дальше? Сейчас — понятно, нужно везти ее домой, и при этом отгонять, как назойливую муху, желание схватить в охапку и, втиснув на заднее сидение, дать волю своему крышесносному желанию. Глебу казалось, что его обдало жаром, сердце, словно пересаженное от какого-то гиганта, не помещалось в груди и отчаянно пыталось вырваться.
Все "НЕ" лавиной навалились на него, пытаясь погасить пожар, но стало еще хуже. Стиснув зубы, он кивком приказал Лине идти за ним.
Девушка настороженно засеменила следом, молясь про себя, чтобы как — то удалось избавиться от этой неловкости.
Но неловкость — это не ОРВИ, сама по себе не проходит. Она, наоборот, как гидрогель способна разбухать до невероятных размеров, если не предпринять никаких усилий. Но сделать это было некому. Оба понимали, что неожиданно зашли за ту грань, за которую нельзя было и носа совать.
Они молча дошли до машины. Естественно, ожидать, что Глеб откроет дверцу для Лины — это напрасный труд. Своим подчиненным он не раз говорил, что любезность еще в садике на пирожок поменял. Поэтому Лина мышкой скользнула на переднее сидение, быстренько пристегнулась и назвала адрес.
Повисла тишина, тяжелая до такой степени, что казалось — ее можно резать на куски. Оба понимали, что отмотать назад не получится (жизнь — не кинопленка!) и лихорадочно искали пути к отступлению.
Наконец, Лина, сознавая, что заварила кашу, решилась на попытку хоть что-то исправить.
— Глеб, — робко подала голос она. — Мне, правда, неловко, что я доставила вам столько неудобств. С моей стороны это было невообразимо бестактно. Но у меня был жуткий стресс. И, конечно, я беру назад свою просьбу научить меня плавать. Я просто впредь буду аккуратней и не буду заплывать за буйки.
Глеб едва не хрюкнул от сдерживаемого смеха, представив картину. Открытый бассейн, без разделительных полосок, настоящие буйки и эта старательная девочка в смешной шапочке, по-собачьи догребающая до ограничителя и разворачивающаяся назад.
Оценив деликатность своей помощницы, Демов снова завис. Он бы с превеликим удовольствием, но…все эти «НО» и «НЕ», словно нависший снежный карниз в горах, погребут с головой при малейшем неверном движении. Вот как просто сейчас сказать: «Хорошо, не надо так не надо!», но получится, что поступает он не по- пацански, отказываясь от своего предложения. Ответ: «Я же обещал, значит, сделаю!» повлечет за собой разборки с Нильсом. И то, и другое в равной степени неприемлемо. Фактически «Стой там! Иди сюда!»
Лина, интуитивно уловив сомнения шефа, попавшего в капкан собственного обещания, решила вызволить его оттуда.
— Тем более, что в ближайшее время я не смогу ходить в клуб. И, правда, я вам очень благодарна.