Банановое убийство

Они некоторое время молчали, обдумывая новую информацию. Редкие прохожие, завидев их, старались перейти на другую сторону улицы. Вероятно, молчаливая группа людей казалась им угрожающей.

— А эти серьги до сих пор у тебя? — спросил Костя.

— Конечно, у меня, — как будто обиделась Тоня. — Когда тетя была жива, она постоянно их прятала, и мы с ней жутко ссорились. Но вот я подросла, и тогда она призналась, что делала это из‑за дяди Лени. Серьги напоминают ему о моей матери. Он слишком сильно любил сестру и до сих пор тяжело переживает ее смерть. Не стоит, мол, его волновать. Но я все равно их ношу, — упрямо закончила она.

— Думаю, если мы покажем Леониду Николаевичу фотографию, — Костя потряс бумажкой, — он расскажет хоть что‑нибудь полезное. Может, мы зря расфантазировались. Хотя… Что если в прошлом твоей семьи есть какая‑то тайна?

— Но тогда при чем здесь Андрей?!

Действительно, — нахмурилась Шура. — Зачем было убивать Андрея? Он к прошлому Тониной семьи не имеет никакого отношения.

— А вы это точно знаете? — спросил Костя, остро взглянув на обеих подруг по очереди. — Жизнь иногда такие сюрпризы преподносит, только успевай переваривать.

— Ну как такое может быть? — бросилась в атаку Шура. — Фофанов познакомился с Леонидом Николаевичем сам. Ему остался от прабабки старинный сервиз…

— Ну и что, что познакомился? — не желал сдаваться Костя. — Он мог познакомиться не просто так, а с определенными намерениями. Сначала задумал какую‑то гадость, а потом использовал сервиз как предлог.

— Почему Андрея постоянно в чем‑то подозревают? — звенящим от слез голосом вмешалась Тоня. — Разве в меня нельзя влюбиться?! Разве так удивительно, что он увлекся именно мной, а не дядиным фарфором? Что у него не было никакого умысла, никаких задних мыслей?

— Да я ведь просто рассуждал вслух.

— Очень обидные для меня рассуждения.

Тоня надулась и пошла вперед, а расстроенный Костя и озадаченная Шура поплелись следом. Как‑то сразу отыскалась дорога, и они нашли тот самый парк, в котором собирались дышать воздухом. При входе им пришлось миновать игровую площадку, на которой кишмя кишели маленькие дети. Они размахивали совками, стучали формочками, гудели машинками, хохотали, плакали, дрались и время от времени задумчиво замирали, писая в памперсы.

— Мне было три года, когда погибли родители, — неожиданно призналась Тоня.

Ее друзья почтительно промолчали. Да и что тут скажешь? Если другому горько, очень трудно подобрать правильные слова.

— Дядя говорит, что, когда мама и папа в тот вечер не вернулись домой, я перестала разговаривать. Со мной потом долго пришлось возиться.

— Очень жалко, что так вышло, — сказал Костя, поддав ногой камушек. — А вот мои предки сильно пили и лупили меня всем, что было под рукой. Иногда я сутками не мог попасть домой, потому что мне дверь не открывали.

Начавшийся доверительный разговор неожиданно прервал звонок сотового.

— Кажется, у меня! — воскликнула Тоня, похлопав по сумочке. Торопливо расстегнула молнию, достала телефон и быстро пояснила для ребят: — Это дядя Леня. — После чего целиком сосредоточилась на разговоре: — Алло! Дядя Леня? Почему у тебя такой голос? Господи, что случилось? Что‑что?! Не может быть! Дядя Леня, не паникуй! Я сейчас! Мы сейчас приедем!

— Что такое? — громким шепотом спросила Шура, не в силах вынести неизвестность. Она вообще не отличалась особым терпением и постоянно из‑за этого страдала. — С ним плохо?

— Он говорит, на него напала медсестра, — ответила обалдевшая Тоня. — Ударила по голове носком с мелочью, связала и устроила в квартире сумасшедший дом. Перевернула все вверх ногами, повытаскивала веши… Наверное, что‑нибудь стащила.

Костя сделал неутешительный вывод:

— События принимают дурной оборот. Быстро выходим из парка, ловим машину и едем к тебе. Леонид Николаевич в порядке?

— Кажется, да.

— По крайней мере, орет он громко, — заметила Шура. — Был бы не в порядке, говорил бы потише.

— Ой, пойдемте скорее! — заторопилась Тоня. Щеки у нее запылали от волнения, и она по очереди приложила к ним руку, чтобы остыть.

Костя едва поспевал за ней, а Шуре было совсем плохо. После беготни по полуразрушенному дому Шуре было сложно мобилизоваться. Тот запас сил, который она накопила к сегодняшнему дню, оказался исчерпан. Она тяжело дышала, потела и охала, прилично отстав от быстро шагавших друзей.

— Шура, ты чего?

— Это все лишние килограммы. Они буквально висят у меня на шее, — прокряхтела та. — И когда я хочу их немного растрясти, наваливаются и не дают дышать.

— Шура, нужно поднажать, — крикнула Тоня, пускаясь галопом. — Не представляю, как там дядя один.

Когда, наконец, им удалось выбраться на шоссе и остановить такси, Шура выглядела так, будто только что выиграла соревнования оленьих упряжек, причем бежала вместо оленя.

— Думаю, медсестра охотилась за фарфором, — высказала она свое мнение, когда смогла немного отдышаться. — Наверняка по поликлинике пошел слух, что пожилому коллекционеру ходят делать уколы. Кто‑то это услышал, пораскинул мозгами и подослал вместо настоящей медсестры поддельную. Все очень просто!