Банда 2

— Пришел в редакцию на День печати и, как ни в чем не бывало, каждому сотруднику вручил японский калькулятор, шариковую ручку и газовую зажигалку. Представляете? И сказал... Пришло время цифр и точных данных... Ни одна информация недостаточно хороша, если она не напичкана цифрами... Я хочу, чтобы моя любимая газета была самой точной, самой правдивой и оперативной. А? Как? Это он о нас говорил.

— Да, — кивнул Пафнутьев. — Крутой человек.

— Не то слово!

— Мне бы хотелось поговорить с вашим сотрудником, который написал о Байрамове самые первые материалы в газете. Это не сложно?

— Самые первые? — Цыкин задумался, повернул лицо к окну и в косом свете стали особенно четко видны все бесконечные складки на его мятой физиономии. — А вы знаете... Я вас огорчу... Этот человек у нас больше не работает.

— Перешел к Байрамову? — усмехнулся Пафнутьев.

— Боюсь, что он перешел в более печальные места, — Цыкин поднял глаза к потолку.

— С ним что-то случилось?

— Он пропал.

— Спился?

— Хуже. Он просто пропал. Знаете, как сейчас пропадают люди? То ногу найдут где-нибудь на свалке, то ладошка обнаружится, запеченная в буханке хлеба, то голова в посылке по почте придет...

— Что же осталось от него?

— А от него — ничего, — Цыкин разлил остатки водки в стопки. — Не будем чокаться... Помянем Сережу... Хороший был журналист. И человек неплохой. Остались жена, детишки...

Пафнутьев выпил, склонил голову не то перед памятью прекрасного журналиста, не то перед качеством прекрасной водки. Помолчал, пожевал скудную закуску.

— Как его звали?

— Сергей Званцев. Сергей Дмитриевич Званцев.

— Он хорошо знал Байрамова?

— Да, — помолчав, ответил Цыкин. — Он его знал достаточно хорошо. Бывал у Байрамова дома... Я вот не могу, а он захаживал. Это когда уже вышла одна статья, вторая, третья... Байрамов его к себе как бы приблизил.

— Три статьи об одном человеке? — осторожно спросил Пафнутьев, стараясь не вспугнуть откровенность редактора. Но тот после нескольких стопок уже не столь тонко воспринимал течение разговора.

— Нет, дело не в этом... Речь шла не о Байрамове, как таковом. Просто мы на его примере рассказывали читателю о новых ценностях нравственности, морали...

— А что, нравственность так быстро меняется?

— То, что раньше было под запретом, за что сажали, теперь можно... Раньше была спекуляция, а сейчас это самое почетное занятие... И так далее. Писали о становлении бизнеса в стране, о развитии рыночных отношений... И так далее. И получилось так, что Байрамов, человек энергичный, цепкий, использовал эти статьи как рекламу собственного дела. Как бывает... Если пишут о человеке, значит, ему можно довериться, в банке дадут хороший кредит, на распродаже объектов ему больше внимания, могут пойти навстречу...

— Он знаком с первыми людьми города, как я понимаю?

— Да, — кивнул редактор. — Знаком. Дела у него идут неплохо, он частенько устраивает презентации, приглашает влиятельных людей... Стол, сувениры, девочки... Ну и так далее.

— Сысцов? — спросил или скорее подсказал Пафнутьев. — Колов? Анцыферов?

— Нет, на презентациях их не бывает... Зачем светиться, — Цыкин едва ли не первый раз за весь разговор улыбнулся, показав такие роскошные, белоснежные зубы, что Пафнутьеву сразу стало ясно — свои родные зубы редактор растерял, проходя через бурную, насыщенную встречами молодость. — Они встречаются в более узком кругу. Думаю, это правильно." Их встречи, беседы, даже пьянки, если таковые и случались.., отражаются на судьбе города, на наших судьбах.

— Разумеется, — Пафнутьев, опустив голову, помолчал, рассматривая собственные ладони и ожидая, пока из его глаз исчезнет выражение насмешливое и куражливое. И лишь уверившись, что в глазах снова появилась должная уважительность к собеседнику, поднял голову. — А это... Званцев...

— Он пропал как-то уж совсем неожиданно. Не пришел на работу и все. И до сих пор. Приходила жена, звонили знакомые, друзья, подруги... Но ничего утешительного сказать мы не могли. Как сквозь землю.

— Он уволен?

— Приказа об увольнении не было. Я не стал этого делать. Мало ли... Вдруг возникнет... Его трудовая книжка в моем сейфе.

— Не покажете?

— Покажу, почему нет...

— Что-то жене платите?

— Первое время платили... Сейчас прекратили. Нет оснований. Она иногда подрабатывает у нас на разборке почты — вот за это мы ей платим.

— И никаких слухов о Званцеве?

— Если вас интересуют слухи...

— Очень! — горячо заверил Пафнутьев.