Банда 4

— Простите, — сказал он торопливо, пока фотограф не успел скрыться. — Если, как вы говорите, подобные заказы случаются чрезвычайно редко... — он говорил медленно, подбирая слова, понимая, что каждое его неосторожное слово может попросту оборвать разговор. — А на этом снимке не завод, не школа, здесь полуголая красавица... То вы наверняка запомнили, кто же захотел иметь такие снимки, какая-такая организация пожелала украсить стены подобными произведениями...

— Не могу припомнить...

— Господи, Николай Иванович! — опять влезла в разговор приемщица из-за прилавка. — «Фокус» оплатил нам эти снимки, вы что, забыли? Два месяца тянули, пока я сама к ним не пошла! Такие жмоты! Ужас! — от охватившего ее гнева девушка резко отвернулась — есть такая манера у девушек, которые считают себя красивыми и во всем правыми. Сказав что-либо, они тут же отворачиваются, давая понять, что нет у них никаких сил разговаривать с такими бестолковыми собеседниками, обсуждать эту тему, объяснять очевидное.

— Да? — переспросил фотограф, и лицо его на какое-то мгновение окаменело.Может быть, не знаю... Мое дело — фокус навести. А кто платит, — он развел руками, — так ли уж это важно, — и поспешил нырнуть за черную занавеску.

Психологом стал Андрей в последнее время, чертовски проницательным психологом — по одному только движению сероватой, размокшей в растворах ладони фотографа, которой он бросил за собой шторку, понял, что тот находится в крайней степени раздражения. Не понравился ему Андрей со своими вопросами и поведение глуповатой подчиненной, которая сует свой конопатый нос во все щели, тоже не понравилось.

— Чего это он? — спросил Андрей у девушки, кивнув в сторону дернувшейся занавески. В голосе его прозвучали чисто пафнутьевские простоватые нотки, в которых можно было уловить и наивное удивление, и сочувствие девушке, которой приходится работать с таким грубым человеком, и раскаяние в собственной настырности, если таковая будет ею замечена и осуждена.

— А! — и девушка пренебрежительно махнула ручкой. — Старость не радость! — она шало сверкнула подведенными глазками.

Простые вроде бы, непроизвольно сорвавшиеся слова с ее почти детских, неумело, но ярко накрашенных уст, но все понял Андрей и даже устыдился. Почти открыто сказала ему девушка, что уж он-то, Андрей, никак не стар, он молод и нравится ей, не то что прокисший в этих проявителях и закрепителях склеротик, который не помнит даже того, что с ним случилось вчера.

— А то я уж подумал, может, сказал чего не того, — растерянно пробормотал Андрей и опять слукавил, понимая, что колется приемщица, на глазах раскалывается.

Девушка поманила Андрея пальцем, подзывая его поближе, а когда он приблизился, прошептала на ухо:

— Чем-то припугнули его эти «фокусники». Он в штаны и наделал.

— Может, заплатили маловато? — тоже вполголоса предположил Андрей.

— И это тоже, — заговорщицки кивнула девушка и в этот свой кивок сумела вложить даже восторженность проницательностью Андрея, дескать, уж мы-то с тобой прекрасно понимаем, в чем тут дело.

— Валентина! — раздался из глубин лаборатории нарочито требовательный голос фотографа. — Иди сюда!

— Сейчас такое начнется, — сказала она Андрею на ухо и уже громко крикнула:

— Иду!

— Пока! — Андрей от двери махнул рукой, но Валя и здесь сумела пойти дальше — послала воздушный поцелуй. И уже когда он хотел выйти, настигла его с ручкой и клочком фотобумаги.

— Запиши свой телефон! Мой у тебя же на фотке. Если чего узнаю про красотку — позвоню.

— Тоже верно, — согласился Андрей и быстро нацарапал на полоске бумаги домашний телефон. И приписал внизу имя.

— Андрей! — восторженно прошептала Валя. — Ой, до чего мне нравится это имя! Балдею! Представляешь? От одного имени балдею!

— У тебя тоже имя ничего, — улыбнулся Андрей.

— Нравится?!

— Балдею!

— Жди! Позвоню! Сдохнуть мне на этом месте, позвоню! — и, озорно подмигнув чуть ли не половиной лица, девушка скрылась за черной занавеской.

* * *

Направляясь в морг, Пафнутьев и так, и этак прикидывал события, происшедшие в последние несколько дней. Он оказался втянутым в них так быстро и необратимо, что не успел даже спохватиться, оглянуться по сторонам.

Убийство в кабинете начальника милиции... Такого действительно еще не было. Какую нужно иметь ярость в душе, злобу, ненависть, чтобы, не заботясь о собственной судьбе, заколоть человека, который наверняка втрое крупнее старика, втрое моложе. Эти удары за спину, наискосок, чуть вверх оказались столь убийственно точными, что громадный, полный сил детина рухнул на пол и умер в течение нескольких минут. Да, конечно, штык был довольно длинным, и хотя сантиметров десять пришлось на рукоять, все равно в нем оставалось не менее тридцати сантиметров. А если учесть ту остроту, до которой он был доведен, то от Чувьюрова много сил и не требовалось. В рыхловатое тело Оськина штык входил почти без сопротивления.