Руками, трясущимися от волнения, он достал портфель, извлек из него перепачканную в крови бумагу и медленно развернул ее.
Все присутствующие невольно вздрогнули, когда судья, задыхаясь, прерывающимся голосом прочитал карающее обвинение.
Сам Фэнфэн мертвенно побледнел и взглядом искал путей для отступления.
— «Я жестоко… расплачиваюсь… за ошибку. Вернувшись… несколько часов… из эмиграции… великодушно принятый… моим верным Фуссе… в Мийуарде… бандиты напали на дом… Главарь в маске… Фуссе искалечен… Я сопротивляюсь главарю… он меня убивает… его маска падает… Я узнаю своего сына… это не Жан… не мой дорогой невиновный сын… другой… безымянный… плод Богом проклятой связи…»
Глухой крик, в котором звучали гнев и боль, вырвался из уст Жана, и Валентина крепче сжала его дрогнувшую руку.
Пропуская строки, где старый Монвиль открывает секрет рождения внебрачного сына, судья продолжил:
— «…Если судьба столкнет их, я умоляю Жана простить этого человека. Жан, как и я, стал его жертвой. Его незаслуженные страдания и то, что я умер в страшных мучениях, не увидев его, будут искуплением моей вины!
Мое свидетельство должно просветить тех, кто осудил Жана, и убедить их в его невиновности.
Я умираю, посылая ему мое благословение и умоляя Господа простить мне мои грехи…
Начертано и подписано моей кровью.
— А теперь, — сказал судья, потрясая перед убийцей бумагой, на которой пылали алой кровью буквы, — будете ли вы отпираться? Попытаетесь ли снова обманывать тех, для кого ваше присутствие — хуже, чем оскорбление, чем позорное пятно…
— Пошел вон! — страшным голосом крикнул Жан. — Убирайся, иначе я боюсь, что забуду о том, кто ты и кто я… И тогда тебя не спасет прощение жертвы, которую я горько оплакиваю!
Услышав эти слова, бандит разразился злобным смехом. Поняв, что с него сорвали маску и он окончательно пропал, негодяй приблизился к окну, выходившему на подъемный мост.
— Вы отпускаете меня… Вы совершаете ошибку! — сказал он резко. — Я же не буду так глуп, как вы… когда вы окажетесь в моей власти! Я приговариваю вас к смерти! Да, я убью вас всех — всех, кто здесь находится! Берегитесь! Я все еще Фэнфэн, и вы увидите, как Фэнфэн умеет мстить!
Затем он распахнул окно настежь, но никто не двинулся с места. Он добавил:
— Сегодня умрет моя первая жертва.
Он выхватил пистолет и, направив его на Валентину, выстрелил с криком:
— Она будет моей или умрет!
Затем вскочил на подоконник, спрыгнул на мост и бегом бросился через равнину, в то время как отчаянные крики наполнили гостиную, где еще звучало эхо выстрела.
ГЛАВА 17
Неистовствуя от пережитого унижения, Главарь поджигателей бросился прочь, хрипло выкрикивая проклятия:
— Смерть всем! Всем!.. Мерзавцы дорого заплатят за мой позор!.. Их ждет огонь, как того парижского шпиона!.. Тысяча чертей! От Ружмона не останется камня на камне!
Все это время проклятая жеманница и мерзавец Жан дурачили меня! Они посмели заманить меня в ловушку и вышвырнуть, как лакея! Только графиня, безмозглая кукла, да старый перечник аббат ни о чем не подозревали. Валентина спаслась на этот раз, но я убью ее не дрогнув, хоть и люблю больше жизни!
О, месть!.. Месть!.. Я выжгу Бос дотла! Имя Фэнфэна будет наводить ужас на двадцать лье в округе!..
Изрыгая проклятия, разбойник мчался не разбирая дороги и наконец почувствовал некоторое облегчение. Мало-помалу он начал приходить в себя.
Фэнфэн был предусмотрителен и хорошо понимал всю опасность своего теперешнего положения. Он больше не мог прикрываться именем Монвиля и действовать открыто. Возможность выступать в двух обличиях, что до сих пор составляло его главную силу, была безвозвратно утрачена. С этого дня дворянин становился разбойником, вынужденным прятаться как дикий зверь.
— Ну что ж!.. — сказал он. — Я был и остаюсь Фэнфэном.
Тут ему вспомнились слова Жана:
— Я слежу за тобой уже триста ночей…