— Пусть они будут дорогими гостями, дочь моя, — ответила графиня, подчиняясь настойчивому взгляду Валентины.
— Жан Луи Фуше — старый арендатор Монвилей… Я посчитала своей обязанностью пригласить его на церемонию, решив, что виконт будет счастлив увидеть здесь людей, близких его семье.
— Какая прекрасная мысль, дитя мое, — внезапно успокоилась графиня, припомнив, что прежде сеньоры удостаивали вассалов чести присутствовать на некоторых своих праздниках.
Это и в самом деле была неплохая мысль. В этом было что-то феодальное. Все это, заодно с гостиной, превращенной в домовую церковь, выглядело как вызов, брошенный ужасному режиму, отнявшему прежние привилегии.
Без пяти минут одиннадцать. Ни виконта, ни кюре. Валентина, которую бы устроило и более длительное их отсутствие, доброжелательно и свободно беседовала со старыми фермерами, которые успокоились, почувствовав необыкновенную доброту девушки.
Но вот раздались громкий скрип колес, безумный топот копыт и щелканье кнута. Появилась карета, мчавшаяся на полном скаку. Она резко повернула и въехала во двор.
— Это он! Наконец-то! Милый виконт! — воскликнула госпожа де Ружмон, нервы которой были на пределе, от плохо скрываемой тревоги она потеряла чувство меры.
Это действительно был сеньор Жуи. Он проворно выскочил из кареты, почтительно опустил подножку, отказавшись от услуг лакея, и протянул руку почтенного вида старцу, помогая ему сойти.
Он прошел в гостиную и, поклонившись, с несколько надменной вежливостью извинился за опоздание, связанное с несчастным случаем.
— Но ведь не случилось ничего ужасного, не так ли, виконт? — жеманно протянула графиня.
— Мой почтенный друг аббат Лежен пострадал, упав с большой каменной лестницы. Госпожа графиня, моя дорогая невеста, позвольте мне представить вам этого святого человека, которого Провидение спасло от смертельной опасности, о чем я не могу вспомнить без содрогания.
Под бременем усталости и прожитых лет он оступился и едва не расшиб себе череп…
— Ах! Боже мой! — вскрикнула госпожа де Ружмон со слезами на глазах. — Но вы, по крайней мере, уже не испытываете боли, не так ли, отец мой?
«Святой человек», на которого Валентина устремила свой ясный взгляд, пробормотал слова благодарности и сел, словно обессиленный, в большое кресло.
Разряженный во все новое, с длинными седыми волосами, свежевыбритый — он выглядел весьма представительно: жилет, короткие штаны из черной ткани, шелковые чулки, лакированные туфли с серебряными пряжками, очень простые манжеты и жабо с брыжами — единственный признак духовного сана.
В этот момент большие часы времен Людовика XIV[81]
пробили одиннадцать часов.— Одиннадцать! — прошептала Валентина, чувствуя, что сердце ее сжимается. — Придет ли он?
Поглощенный представлением своего «почтенного друга», виконт рассеянно приветствовал присутствующих. Он увидел судью и капитана, но его взгляд не остановился на крестьянах, которых он заметил в последнюю очередь. Их вид ему ничего не сказал, и он подумал: «Какая-нибудь кормилица с мужем».
Виконт поднялся и приказал распаковать дорожный сундук, содержавший церковное облачение и все необходимое для венчания.
С последним ударом часов Валентина, отчаяние которой становилось нестерпимым, снова прошептала:
— Где же он? Неужели придется умереть?
Звук последнего удара еще не стих. Но вот ступени у входа в замок содрогнулись от тяжелых шагов. Шаги приблизились, раздались в вестибюле, и обе створки двери в гостиную медленно раскрылись.
В какое-то мгновенье Валентине показалось, что ее сердце перестало биться, и вдруг ее лицо осветилось безумной радостью.
В проеме появились два человека странного и действительно приводящего в замешательство вида.
Один был гигантского роста, но сутулый, лицо его скрывала густая черная борода, а длинные спутанные пряди неухоженных волос падали на спину и грудь. Человек этот спокойно оглядел онемевших присутствующих, и завораживающий взгляд его больших голубых глаз сверкнул сталью. На мгновение он задержался на Валентине, и в нем мелькнули такие нежность и преданность, что девушка потеряв голову подалась вперед и чуть было не выкрикнула имя, которое рвалось из сердца.
Быстрый взгляд, в котором читалась немая мольба, призвал ее к спокойствию, молчанию и, казалось, говорил: «Потерпи!»
Другой незнакомец, среднего роста, коренастый, подошел к своему спутнику на середину комнаты и с ненавистью уставился на удивленного сеньора Жуи, который, несмотря на свою обычную дерзость, начал испытывать смутное беспокойство.
Оба человека были одеты как бедные поденщики, в длинные блузы из грубого сурового полотна, перехваченные кожаными поясами, и кожаные фартуки дровосеков. Тот, что поменьше, был вооружен кривым садовым ножом и сжимал в сильных ладонях рукоятку топора с широким лезвием.
Откуда явились эти двое? Их загадочный и грозный вид резко контрастировал с обстановкой гостиной, где в изобилии пылали свечи и в глубине возвышался алтарь.