Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Господи помилуй! — пронзительно завопила графиня. — На помощь! Этот гадкий бродяга… смеет клеветать… оскорблять… в моем доме… жениха моей дочери… Спасите! Помогите! Бегите в поселок… Зовите национальных гвардейцев… Пусть меня избавят от этих негодяев! Виконт! Защищайтесь!

Побледневший Фэнфэн, на лбу которого выступил пот, попытался бравировать и ответить дерзостью.

— Гражданин Блэрио, который лишен других достоинств, — сказал он, ухмыляясь, — восполняет этот пробел воображением и рассказывает очень забавные истории. Но кому дело до россказней какого-то Блэрио! И презрительно добавил: — Еще неизвестно, зовемся ли мы Блэрио.

— У меня есть и другое имя, — воскликнул Блэрио, в голосе которого прозвучали металлические нотки.

При этих словах он сбросил фартук лесоруба, через голову сорвал с себя рабочую блузу, которая увлекла за собой длинную бороду и накладные волосы.

И внезапно взорам предстал великолепный, широкоплечий молодой человек с мужественным лицом, черты которого как две капли воды походили на черты Фэнфэна, с той лишь разницей — и единственной — что у бандита были черные глаза, а у него — голубые.

— Я — Жан де Монвиль, слышишь, Фэнфэн! Жан де Монвиль, у которого ты украл имя, честь и невесту!

— Жан! О, Жан! — пролепетала Валентина, задыхаясь от рыданий. — Я чувствовала, что это вы… Я вас ждала… Это вы — мой незнакомый друг. Это вы — добрый гений Ружмона!

— А это, — продолжил Жан де Монвиль, указывая на Питуа, — Жак Фуше… Мой брат по несчастью, друг моих тяжелых дней, которому я обязан великой радостью вновь увидеть вас.

— Будьте же и моим другом, — нежно сказала Валентина, беря за руку доброго Жако, маленькие глазки которого наполнились слезами.

— Скажи-ка, жена, что ж теперь будет-то, — тихо спросил у старой фермерши оробевший папаша Фуше.

— Парнишка Жако не помер, и господин Жан словно как с того света явился… А уж как похож-то на второго… Прямо близнецы: и рост, и лицо, и голос… А голос-то какой страшный…

Во время этого диалога, который никто не слышал, Фэнфэн, пораженный как громом появлением Жана, сделал над собой усилие и, призвав всю свою смелость, стал защищаться с дьявольской хитростью.

Он снова заговорил с иронией и злобным смешком:

— Ах, так вы — Жан де Монвиль. Это меня не удивляет, вы ведь на меня безумно похожи. Но мне это сходство вовсе не льстит. Так, значит, это вы — Фэнфэн! Приговор вынесен. Вы заочно приговорены к смерти… и все же продолжаете заниматься в Босе своим чудным ремеслом. Поздравляю!

Но излишняя самонадеянность еще никому не приносила пользы, мой милый, и вы скоро это поймете. Вы попали в западню, придется вам распрощаться со своей свободой.

Здесь находятся мировой судья и офицер кавалерии, которые теперь знают, что за негодяй скрывался под одеждой гражданина Блэрио… Будет применена военная сила, и вам наконец наденут наручники.

— Какой позор! Я слишком долго жила! Боже мой, дайте мне умереть! — вопила графиня, упав на руки старого шевалье, поскольку и милая Рене отважно перешла на сторону врагов в лице Валентины, Жана де Монвиля и капитана Бувара.

Жан де Монвиль, услышав протесты негодяя, рассмеялся, в то время как старший Бувар, на лбу которого выступили капли пота, бормотал, прислушиваясь к голосам этих двоих, к голосам, которые невозможно было различить:

— Это невероятно!

Но Жан продолжал, испепеляя обманщика страшным взглядом:

— Я только что сказал, что ты — самозванец, вор, убийца и поджигатель… Но я забыл еще одно слово — каторжник!

— Ты лжешь! — взревел Фэнфэн, и глаза его налились кровью, потому что на этот раз он понял, что пропал.

— Тому есть доказательство — клеймо каторжника на твоем плече — три буквы, выжженные каленым железом. Может быть, ты осмелишься перед судьями сравнить свое плечо с моим? Но нет, ты не посмеешь. Сейчас ты думаешь только о том, как бы улизнуть. Как животное, попавшее в капкан. Вместе со старым бандитом, который вон там прирос к креслу и у которого тоже на плече клеймо.

Есть и еще одно доказательство, от которого тебе не отвертеться. Живое доказательство… Посмотри на этих двух стариков, которых ты сделал калеками, которых мучил с нечеловеческой жестокостью. Это твои жертвы.

Папаша Фуше, мамаша Фуше! Который из двух ваш палач? Этот человек или я, ваш малыш Жан, которого вы послали на казнь?

— Клянусь всеми святыми, господин Жан, вы невиновны в преступлении! — воскликнул старый искалеченный фермер, торжественно подняв руку.

— Не будет мне места в раю! — зарыдала добрая женщина. — Это он, человек с черными глазами, который на вас так похож… Это он нас пытал! Господин Жан! Простите ли вы нас когда-нибудь?

Фэнфэн же тем временем продолжал упираться и спорить, хотя бы для того, чтобы каким-то образом выйти из тупика, в который был загнан.

Старый Бувар, волнение которого все увеличивалось, поднялся и жестом, исполненным достоинства, призвал бандита к молчанию.

— Я принес сюда третье доказательство, — сказал он с грустью. — И уж против него вам будет нечего сказать. Это свидетельство умершего. Завещание вашей последней жертвы.