– Товарищ капитан, они уходят! – с сильным татарским акцентом голосил Файдулин. – Спрыгнули с чердака и убегают! Их двое – мужик и баба!
Пальба на задворках не унималась.
– Овчинин, проверить чердак! – крикнул Алексей. – Волков, Малашенко, за мной!
Капитан выбил раму на окне, выходящем в огород. Сделать это оказалось несложно, даже запрыгивать на подоконник не пришлось. Он вывалился наружу, подмял кустарник, куда-то покатился, вскочил.
Хозяйство было изрядно запущено. Трава по пояс, грядок почти не видно.
На краю участка мелькали двое. Они отступали, ожесточенно отстреливаясь. Носились по ветру длинные волосы. Их обладательница истошно кричала и умела пользоваться автоматом.
Файдулин окопался за грудой досок, Газарян полз вдоль ограды, разделяющей участки. Пули не давали им поднять головы.
Мужик в немецкой кепке схватил свою спутницу за руку, затащил ее за сарай.
– Беги, Мария, я прикрою, задержу эту краснопузую нечисть! – выкрикнул он, срывая голос, и возник на углу сарая, весь жутко свирепый, с раздувающимися ноздрями.
Мужик полоснул по москалям длинной очередью, отпрянул за угол.
Туда уже летела граната, брошенная Газаряном. Рухнула хлипкая стена. Бойцы с разных сторон кинулись в атаку, строчили по сараю, по покосившейся баньке, крошили бурьян.
Файдулин на левом фланге первым пробился через заросли, повалил ногой худой плетень.
– Товарищ капитан, они уходят! – выкрикнул он и принялся бить прицельными очередями, сопровождаемыми заковыристыми татарскими ругательствами.
За околицей простирался луг, заросший высокой травой. Местность понижалась, выходила к речке, петляющей по равнине.
Эти двое еще не потеряли надежду уйти. Мужчина держал женщину за руку, волок за собой. Она потеряла автомат, спотыкалась. Он оборачивался, стрелял с одной руки, что было неудобно и малоэффективно. Они пробежали не больше ста метров.
Файдулин был метким стрелком. Первой упала женщина. Вагизу было видно, как пули, выпущенные им, вырывали клочья шерсти из вязаной кофты. Мужчина повалился перед ней на колени, тут же вскочил, пылающий бешенством, с автоматом у живота, готовый потрошить ненавистных оккупантов. В этот момент меткая пуля и проделала дырку в его черепе.
– Волков, Малашенко, остаться, проверить двор! – приказал Кравец.
Остальные бросились на склон, увязая в траве, сгрудились над мертвыми телами, озадаченно чесали затылки. Файдулин, конечно, все сделал правильно, и все же противно убивать женщин, пусть они и сами готовы тебя прикончить.
Она лежала с подвернутыми ногами, разбросала руки. Звериная тоска застыла в искаженном лице. Пепельные волосы разметались по траве.
У мужчины была срезана верхняя часть черепа. Но порода угадывалась даже на мертвом лице. Лет сорок, скуластый, гладко выбритый. Мертвые глаза источали пронзительный ясный холод. Они лежали рядышком, словно прилегли на минутку.
– И жили они недолго и несчастливо, – заявил остряк Овчинин.
– Может, и счастливо. Откуда ты знаешь? – проговорил Газарян и пожал плечами. – Но недолго, факт.
– Знакомая морда, – заявил Кравец. – Совсем недавно я ее видел в каком-то личном деле или ориентировке.
– Да, удачно мы зашли в эту хату, – с усмешкой выдал сержант Овчинин. – Товарищ капитан, вы и вправду думали, что нас тут молоком напоят?
– Ладно, хоть не убили, – проворчал Файдулин.
– Вспомнил! – Кравец довольно оскалился.
– И я, – похвастался Овчинин. – Господин Сташевич собственной персоной. Был куренным атаманом в Загорьевском кусте. Сволочь бандеровская. Два года зверствовал в батальоне «Нахтигаль», вешал евреев и поляков. Потом ушел на вольные хлеба, заразился идеей самостоятельной Украины. Банду его разбили в пух и перья, сам бежал. Видимо, баба у него жила в этом селе, и он неровно к ней дышал. Может, в гости зашел или с собой увести хотел. Да и баба к нему, похоже, благоволила. Бывает такое. – Овчинин пожал плечами. – Мужчина видный, фанатичный борец за самостийность, мать его за ногу.
– Кто-нибудь понимает, что такое украинская самостийность? – проворчал Файдулин. – Как она вообще может быть? Кому это надо? Эти западные хохлы всю дорогу кому-то задницу лизали и шапку гнули. То австриякам, то полякам, то немцам.
– Ладно, не будем проводить политинформацию. Все и так понятно, – буркнул Кравец. – Размялись, товарищи бойцы, закончили утреннюю гимнастику? – Он обвел глазами подчиненных. – Переходим к водным процедурам и продолжаем путь. Собрать оружие, тела пусть лежат. Прибудем в Турово, направим сюда похоронную команду.
Они вернулись на участок.
– Чисто, – доложил Волков. – Соседи смотрят со злобой, но с вилами пока не бросаются. Не любят нас здесь, Алексей, – посетовал старший лейтенант. – Похоже, эти западенцы до последнего не верили, что советская власть вернется. А теперь вся Галиция в шоке. Думали, немцы все же справятся, не пустят нас сюда.
– Не тех хозяев они себе выбрали, – сказал Алексей. – Немцы их тоже прокатили с независимым украинским государством. Штука действительно нереальная, бред какой-то.