Бандеровский схрон

Кравец не сдержался и хватил его кулаком по лбу. Только боевые заслуги да заступничество старших товарищей помогли ему избежать очень серьезных неприятностей.

Он вызывал своих подчиненных одного за другим, ставил им задачи. Изучить все материалы, обобщить имеющуюся информацию, пообщаться с мирным населением и постараться при этом самим остаться в живых. Никакого насилия, угроз. Только подчеркнутая доброжелательность.

Смерш никого не сажает и не выносит приговоры. Нет у него таких полномочий! Только следствие, поиск, выявление. Приветствуются фантазия, творческий подход к делу.

Повсюду враги, никто не спорит. Все же надо найти зацепку, которая позволит обезвредить банду. Наладить контакты с пострадавшими, собрать информацию о старых грешках Бабулы.

Своим бойцам он доверял, знал, что не подведут, рано или поздно докопаются до сути. Однако хотелось бы поскорее. Ведь его собственная голова тоже чего-то стоила. Невыполнение приказа – необходимое и обязательное условие для ее потери.

Ближе к вечеру капитан в сопровождении Максима Волкова спустился в подвал комендатуры. Здесь еще немцы оборудовали тюрьму, наварили решетки, разделили пространство на клетушки. Алексею даже думать не хотелось о том, сколько невинных душ тут замучено.

Тюремные камеры не пустовали и сейчас.

– Предатели сидят, – немного смущенно объяснил комендант. – Фашистские прихвостни всех мастей.

Тут содержались и украинцы, и поляки из Армии Крайовой, пойманные в лесу и пытавшиеся убедить бойцов по охране тыла в том, что они их лучшие друзья. Сидели советские солдаты, обвиненные в трусости и мародерстве, украинские и польские полицаи.

Сержант Фоменко торчал в этом богоугодном заведении четвертый день. Он осунулся, похудел, оброс щетиной. Когда загремели засовы, и в камеру вошли оперативники, он поднялся с худого лежака, прятал глаза, мял руки. Арестант выглядел жалко, сутулился, гимнастерка без ремня висела мешком.

– Сержант Фоменко Анатолий Егорович? – осведомился Алексей, знаком отпуская охранника.

Заключенный закивал:

– Так точно, товарищ капитан, это я.

Протокола допроса не требовалось. Не в бумажках дело.

– Садитесь, не маячьте, сержант.

Капитан и Волков опустились на нары. Заключенный помялся и тоже пристроился на краешек.

– Моя фамилия Кравец, я представляю отдел контрразведки Смерш. Рассказывайте, Фоменко, что произошло в тот день.

– Товарищ капитан, не виноватый я, – заявил узник. – Я всего лишь шофер, простой водитель. Олег Яковлевич доверял мне, я никогда его не подводил. Я ведь несколько лет при нем. Семью его возил, и тещу, и детей. Даже другую женщину… – Тут Фоменко сообразил, что сболтнул лишнее, и закашлялся. – Где я только не возил его, товарищ капитан. По Воронежскому фронту, когда он еще полковником был, по Степному, Первому Украинскому. Никаких претензий, нареканий. Понимаю, что положено передвигаться с охраной, но это ведь не я решаю, товарищ капитан. Мне приказали, я поехал. В чем я виноват, скажите?

Алексей неловко себя чувствовал. Понятно, что наказывать этого человека не за что, но ведь должен кто-то сидеть. Так принято, так надо.

– Я не уполномочен, сержант, предъявлять вам обвинения или выпускать из-за решетки. Я должен уничтожить банду, которая убивает генералов Красной армии. Вашу судьбу решит трибунал, надеюсь, справедливо. По моему мнению, вы не приняли должных мер по обеспечению безопасности товарища Неделина.

– Да как же не принял, товарищ капитан? – В глазах узника заблестели слезы. Ему действительно было до чертиков обидно. – Когда стрелять начали, я сразу по газам дал, крикнул Олегу Яковлевичу, чтобы пригнулся. Я же не виноват, что они сразу колесо пробили. Машина в кювет нырнула, я никак не мог уехать. Они палили очень плотно. Когда я из машины выпрыгивал, Олег Яковлевич уже погиб. Так я же не сбежал, притворился мертвым, когда они на дорогу пошли, стрелять начал, положил одного и только потом ушел. Что мне было делать, товарищ капитан? На смерть идти? А какой прок с этого?

Прок действительно был небольшой. Сержант сделал все, что только мог. Застрелил бандита. К сожалению, на покойнике не нашли ничего, что помогло бы идентифицировать его личность.

Капитан просил сержанта вспомнить все подробности. Как напали, сколько их было, как выглядели?

Фоменко успокоился, вспоминал. Похоже, пятеро их было. Или шестеро, точно он не скажет. Двое били по мотоциклу, остальные – по «эмке». А потом из леса стали выходить. Сержант на другой стороне дороги лежал и лицезрел всю компанию. Особенно того здоровяка, которого грохнул.

– А вот этого типа вы видели? – Алексей сунул арестанту фотографию.

Со снимка взирал самоуверенный, гладко выбритый Бабула. Это фото было откопано в немецком архиве.

– Посмотрите внимательно, сразу не отвечайте. Снимку несколько лет. За это время человек мог сильно измениться.

– Был, – решительно проговорил Фоменко. – Точно. У меня хорошая память на лица, товарищ капитан. Он последним шел, осторожно так ступал, как лиса, озирался пуще прочих. Трус он, так я полагаю, за спинами своих упырей прячется.

– Уверены?