— И будут потом песни под гитару лабать: «А в небе синем алели снегири!» — напел Игнат. — И про маму твою петь будут, что там про зал суда? «Василий, не забуду до могилы!» Тебя выведут на темный двор… Тебя расстреляют! И мама твоя будет лить слезы!.. А дружки на гитаре петь!
— Хватит! — взятый за живое, дернулся Квася.
— Товарищ капитан правильно все говорит, — подключился к разговору Телятников. — Два убийства — высшая мера наказания! Но чистосердечное признание и сотрудничество со следствием…
— Не будет никакого сотрудничества со следствием! — мотнул головой Квасов.
Но Игнат не сдавался, продолжал давить.
— Ты лучше скажи, кто Анурова баллонным ключом ударил? — спросил он.
— А пальчики с ключа сняли, — кивнул Телятников. — Очень четкие пальчики. Думаю, к вечеру идентифицируем.
— Не знаю ничего!
— А карман от рубашки на месте преступления остался? — спросил Игнат.
— Какой еще карман?
— Оранжевого цвета, — подсказал Телятников. — Кто вчера в оранжевой рубашке из нейлона был?
— Нет у меня такой рубашки и не было!
— А у кого была?
— Не знаю!
— Ну что ж, дождемся результатов экспертизы… — сказал следователь и велел увести задержанного.
— Ты, капитан, уже и у его матери успел побывать? — спросил он, когда за Квасей закрылась дверь.
— Ничего не обнаружил у него в доме. А они где-то одежду, в которой вчера были, сбросили. Слишком быстро мы на лодку вышли, слишком они засуетились, вряд ли успели от одежды избавиться.
— Найти надо одежду. А задержанных я у тебя забираю. Что там за девушка?
— Девушка… Дружки Квасова отбить его пытались, с ножами на меня бросились.
— Да слышал. А то, что стрелял, все правильно сделал.
— Думаю, Шадрова случайно им под руку попалась, попросили, а она побоялась им отказать. Меня отвлечь попросили, в темный угол завести.
— Думаешь, случайно?
— Буду разбираться.
— Разбирайся. Сейчас не до мелочей. Это хорошо, что ты в ружье всех поднял, Баштан сейчас на все способен.
— Про Ревеня бы узнать, кто он такой, если судим, за что, и адрес его нужен. Картотеки у нас нет, все данные в районе.
— Ну как же нет? Есть следователь, есть дознаватель, уголовные дела, административные.
Игнат кивнул. И задержанных в отделении по полной форме принимают, и отпечатки пальцев снимают, и фотографируют, все материалы на них должны оставаться в архивах. Но того же Квасова принимали в Геленджике, Лосева — в Кабардинке, а данные на Ревеня нужно искать. Может, и есть на него что-то в Морячке.
— Из личной беседы можно многое узнать, — сказал Телятников.
Он ушел, а Игнат сам лично сходил за Ревенем. Привел его в кабинет, посадил на стул. И первым делом осмотрел его голову. А на ней, на самом темечке запекшаяся кровь, рана не проникающая, даже не серьезная, но тем не менее.
— А это что? — Игнат просунул пальцы под рукав рубашки, будто собираясь сдернуть пластырь с раны.
— Да чирей! — Парень повел скованными спереди руками, пытаясь прикрыть рану.
— А татуировка где?
Игнат расстегнул верхние пуговицы рубашки задержанного, оголил грудь и увидел выколотый на ней крест с распятием. И на пальцы рук глянул, а там наколотый перстень, прямоугольник с черной линией по диагонали. На другом пальце ромб с черной точкой.
— Условный срок отбываешь? Или уже?
— Уже, — скривился Ревень.
Лет двадцать пять-двадцать шесть, иные в этом возрасте уже по две ходки имеют, а у него в активе всего лишь условный срок. Как говорится, перед пацанами неудобно. Вот и приходится выкалывать перстни на пальцах, чтобы хоть как-то поднять свой статус. И крест на груди — как свидетельство кристальной честности перед воровским братством. А зачем ему кого-то в этом убеждать? «Держи вора!» — громче всех, как правило, кричит сам вор.
— За кражу личного имущества?
— Да!
— Никого не сдал? — глянув на крест, спросил Игнат.
— И не сдам! — с вызовом глянул на капитана Ревень.
— Кого ты не сдашь?
— Ну, если вдруг колоть будешь!
— Зачем колоть? Мне и так все про тебя известно. Это же на тебе вчера была оранжевая рубашка из нейлона.
— Какая рубашка из нейлона? — Ревень вскинул голову, но взгляд предательски дернулся, ушел в сторону.
— Если вдруг не расстреляют, если вдруг отсидишь срок, карман тебе вернут. Вместе с вещами.
— Что еще за карман?
— От твоей рубашки. С ним сейчас эксперты работают, кровь потерпевших смывают.
— Какую кровь смывают?
— Смывают — в смысле смыв делают. А ты кровь смывал, в смысле мылся, чтобы следов не осталось. Но под ногтями кровь осталась, криминалисты тебе это докажут.
— Не знаю я ничего! — Ревень дернулся, пытаясь увести руки за спину, но наручники сдержали этот порыв.
— Квася знает. И какая рубашка на тебе вчера была, знает. И как ты Анурова баллонным ключом ударил, видел.
— Кого я ударил?! — вскинулся задержанный.
— Не ты бил?… Верю! — презрительно скривился Игнат. — Квася шкуру свою спасает, на тебя все валит. И Лось той же дорогой пойдет.
— Не будет ничего подобного!
— Чего подобного?
— Не говорил Квася ни о какой рубашке!
— Не было рубашки?
— Ну, оранжевая рубашка, может, и была.
— Где она сейчас?
— Да какая разница?
— А если разницы нет, то где рубашка?
— А я должен отвечать?