Бандитский подкидыш (СИ)

– Такого не может быть, – уверенно сказал я, увидев первые фотографии. – Это ложь. Из под земли мне его достаньте.

Я в силу вошёл. Теперь у меня гораздо больше возможностей, чем тогда, в сентябрьском лесу. Я все могу. Это я говорю себе, а сам смотрю на фотографии. Не электронные, нет. На дорогой бумаге, качественные. И Катька на них такая красивая, что дыхание перехватывает, и челюсти стискиваю сильно-сильно, того и гляди, зубы в крошку.

Она укрыта одеялом. Всё чиннно благородно. Поверх него только тонкие руки, родинка на плече, выступающие ключицы. Лицо в профиль, острый нос, взлохмаченные волосы. Все такое родное – моё. Только на её предплечье по хозяйки лежит мужская рука, и руку я эту отлично знаю, я с владельцем её рос вместе. И в самом углу кадра – мужская же смуглая коленка.

Думал найду его – убью. А потом – нашёл. Лучше бы не находил, черт возьми!

Потому что теперь у меня есть новые фото. Даже видео, мать ваша. Вот Катька зябко кутается в пальто, а Рафаэль держит над ней зонт. Вот вместе в кафе. Она ему улыбается. Вот придерживает перед ней дверь. Катя явно не в плену. Ей хорошо там.

И я хочу его убить. Его убить, а Катьку забрать. Но, но, но, черт подери!!! Имею ли я право? Как преданного Рафаэлем да, безусловно. Но Катя…вдруг она его любит? Какое страшное слово. Она едва не отдала жизнь за моего сына. Отдала бы, если бы была нужда. Она бросила все ради нас. Имею ли я право отнять у неё того, кого ненавижу так? Имею ли право так поступить?

Я заставляю себя ждать и думать. Каждый час – мучителен. Оказывается, я нисколько не был привязан к своей жене, её измена вызвала во мне лишь досаду. А мысль о том, что Катя сейчас прижимается к Рафаэлю ночами, так же как ко мне недавно, сводит с ума. Сразу все рациональные мысли из головы прочь, хватаю ключи от машины, поехать, покарать того, кто предал, свою женщину забрать себе!!!

Но…плачет Лев.

– По маме скучает, – говорит няня. – Не бойтесь, младенческая память коротка, он быстро её забудет.

Она ничего не знает. Сказать не смеет, но осуждает. Лишил сына матери. Да такая мать…врагу не пожелаешь.

– Иди сюда, – зову я сына.

С трудом разжимаю сведенные яростью кулаки. Беру на руки ребёнка. Он плачет так горько и безутешно. Не по матери он скучает. По Кате. Она его мама. И при мысли о том, что он её может забыть, выть хочется.

Глава 34. Катя

Под моими ногами была галька. Мелкая, сбитая морем почти в песочную крошку. Из неё торчали более крупные камни. Гладкие, округлые, с белесыми разводами соли. На одном из таких я и стояла, и море подбиралось к самым моим ногам.

Домой мне нужно. Нужно, да только не ждёт меня там никто. Телефон мне Рафаэль купил, даже сим-карту как-то восстановил без паспорта. Номеров половины нет. Позвонила Аньке. Ты сначала обозвала меня безответственной, а потом повизжала от восторга услышав шум моря на заднем плане. Сама же придумала историю любви для меня. Сама же в неё поверила. Ах, эсли бы она знала, что на самом деле было… Но в такое поверить сложно.

Отцу тоже позвонила. Тот на меня скорее зол был. За то, что влипла в неприятности, которые его коснулись. Он так и не понял ничего. Вот если бы мама, материнское сердце чутче… Теперь я это точно знаю.

Меня никто не ждал, никто не преследовал. Тот, кто был главным зачинщиком моих бед сидит себе на лавочке, что на набережной. Курит. Газету читать пытается, а её ветром треплет. Сердится, потом на меня смотрит. Что разглядеть пытается?

– Домой хочу, – сказала я. – Тут дождь, а там снег уже лёг. Оказывается, я люблю снег, я по нему соскучилась.

Море фыркнуло и лизнуло мои кроссовки – обиделось. А я, наверное, привыкла быть в клетках за эти месяцы. Мне странно, что не надо никуда бежать. Прятаться. Возможно, реши я сейчас уйти он меня отпустит. Но я совсем в этом не уверена. Он не такой как Давид. Прав был Рафаэль, Давид – честный несмотря ни на что. Только и он меня теперь не ждёт. Лев… Сердце екнуло и скукожилось до размеров горошины. Не сердце, а просто концентрат страдания и тоски. Хочу к своему львенку. Плакать хочу. А домой не хочу оказывается, нет у меня дома.

– Пойдём, – сказал Рафаэль. Под руку меня взял, идём, словно влюбленные. А на деле никто друг другу. Он очередной мой тюремщик, только привторяется хорошим. – Зачем тебе домой? Кто тебя там ждёт? Твой папа купил мопса. Да-да, я и это знаю. Теперь это их новый ребёночек. Зачем им старый? Давид помирился с женой. Ты же знаешь, деньги женятся на деньгах. В свое время её отец Давиду за хорошие отступные сосватал. Отец, конечно, погиб, но капиталы остались… Богатые люди не разводятся так просто, даже ради таких милых конопатых девочек, как ты.

И до носа моего дотронулся кончиком пальца. Солнца в декабре здесь было мало, но все равно гораздо больше чем в моем родном городе, и каждая моя веснушка ликовала. Высыпали и на нос, и на щеки… на лоб даже. Пугало я огородное, и правда.

– Я же не могу тут жить, – сказала я с сомнением. – Ты мне чужой. Я не хочу тебя, я не люблю тебя.

– Дай мне ещё три дня, – ослепительно улыбнулся Рафаэль. – И все изменится.