Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела

Василий Бабушкин был молод, но не по возрасту строг и суров. Он придерживался определённой простоты взглядов и был сторонником воровского консерватизма.

Например, в 1954 году по решению воровского схода Бриллиант, не моргнув глазом, прикончил троих «ссученных» воров. Для него существовала только одна правда, и своей непримиримостью Вася заслужил уважение старших соратников.

Толик Черкас исповедовал более либеральный подход. Он прошёл всю войну, кровью смывая ошибки прошлых лет, и за личный героизм был удостоен двух орденов Славы. Он одним из первых предложил отменить старый воровской запрет на скромную жизнь и изменить подход к преступлениям. «Зачем, — учил он, — воровать по мелочи или грабить на улочках, если можно брать деньги у цеховиков и директоров?». Он же выступал против модернизации некоторых других принципов, что в глазах консервативных воров выглядело кощунством.

Как уже говорилось — победителей в той войне не было. Но воры старой закалки издержались намного сильнее. Верные идее, они в своих решениях были более громоздкими и угловатыми, стиснутыми рамками понятий, чем те, кого они называли «суками». Им нечем было привлекать к себе молодых сторонников, ведь уже тогда, в годы ранней «оттепели», нагляднее стали проявляться преимущества жизни на свободе и при деньгах. Всё меньше заключённых жаждали быть аскетами. Поневоле приходилось поступаться принципами, подстраиваться под веяния перемен. Хотя власть воров в тюрьмах оставалась нерушимой, воры старой закалки постепенно ослабляли свои позиции. Одним из таких вынужденных шагов стало создание общаков — касс преступного мира.

Свежую струю в противоборство воровской касты внесла банда Геннадия Карькова (Монгола), действовавшая в Москве в начале 1970-х годов. Монгол был в своём роде первопроходцем. Глядя на растущие левые доходы крепнущего в Союзе торгового класса, он решил, что отнимать деньги у них куда выгоднее, чем трогать работяг. Тем самым длившееся годами противостояние он вывел на новый уровень. С одной стороны, на него неодобрительно косились принципиальные, почти не покидающие зон воры. С другой — обострился интерес милиции. Если раньше отношения УГРО и воров строились по незатейливой схеме «преступление — наказание», причём иногда такие идеалисты, как Вася Бриллиант (за всю жизнь отсидевший около 40 лет), совершали первое ради второго, то теперь обчищающий владельцев магазинов Монгол за решётку не торопился. Казалось, он вообще не собирается больше садиться в тюрьму. Да и его банда выглядела на удивление необычно. Собственно, промышлявших воровством в ней практически не было. Преобладали другие — сторонники силового варианта.

Кормовой базой группировки Монгола стали, как уже упоминалось, подпольные богачи. С ними работали жёстко и эффективно. Хозяев жизни, выпучивающих глаза и угрожающе орущих, запугивали, как в лучших боевиках Голливуда. Один из подручных Карькова, с творческим прозвищем Балда, например, клал упрямца в гроб и, заколотив крышку, принимался распиливать пилой. До победного визга теряющего сознание миллионщика. Рэкетиры не разменивались на популярные в 1990-е годы обещания зашиты [от кого защищать?], а просто забирали сверхприбыли и отпускали заикающуюся жертву домой. Свидетельствовать против них боялись.