Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела

Истинная роль Френкеля и его действия, направленные на создание в рядах тысяч заключённых элиты, неизвестна. Если посвящённые этой операции документы и существуют, то, вероятно, хранятся на дне бездонных ящиков с уже не нужными никому секретами. Хотя учитывая паранойю товарища Сталина, резоннее предположить, что большая часть инструкций и сообщений оглашалась в устной форме.

Однако совсем скоро Френкель (а точнее, лишённые выбора заключённые) закончил строительство неподъёмного со времён Петра I канала, затратив на это всего 2 года. Такая резвость была одобрена в верхах, и уже в 1934 году ГУЛАГ получил в своё подчинение все тюрьмы наркомата юстиции.

Одновременно по всей стране происходила популяризация воровских идей. Стали появляться первые воры, принципиальные и непокорные власти, вызывающие страх и трепет лагерных общин, искренне ненавидящие режим. Наверное, они сильно удивились бы, узнай, кто их подлинный создатель. Однако Натан Аронович не был честолюбив. Осанной ему и так звучали миллионы проклятий обречённых и замученных созданным им аппаратом.

Теперь ситуация в тюрьмах была стабилизирована. Хаос стал порядком. Оставшуюся часть своей жизни Натан Аронович Френкель был занят на всесоюзных стройках, направляя неугасающий человеческий потенциал на нужды Отчизны, спокойно ведущий статистику смертей, да приглядывающий за крепнущим воровским сословием. Только 28 апреля 1947 году этот достойный, трижды награждённый орденом Ленина деятель был отправлен в официальную отставку, передавая свои официальные полномочия наследнику.

Этот период имеет огромное значение для воровской культуры. Первое поколение выращенных ГУЛАГом «бессребреников» переживало вызванный войной раскол.

Часть признающих понятия воров оставалась в ходе войны в стороне, рассудив, что эта проблема касается только государства, упрятавшего своих непутёвых детей за решётку.

Другая, напротив, стремилась с оружием в руках защитить Родину-мать.

Однако если в ходе войны споры оставались просто спорами, то после её окончания ситуация начала накаляться.

Агитационный плакат времён Великой Отечественной войны (1941–1945).

Отвоевавшиеся уголовники вернулись на гражданку, но найти себя в нормальной жизни не сумели, и очень быстро взялись за старое, заново попадая в тюрьмы. Там они сталкивались с представителями другого лагеря. Слово «сталкивались» было в данном случае больше, чем просто фигура речи. В уголовной среде очень быстро распространилось понятие «суки», обозначавшее воров, сотрудничавших с режимом и готовых поступаться изначальными принципами.

В начале 1950-х годов в Ростове, Одессе и Новочеркасске прошли встречи между уважаемыми людьми, на которых выяснялось, стоит ли относиться к вернувшимся с войны, как к равным? Масла в огонь осторожно подливала администрация тюрем. Хотя дебаты и не смолкали, многие представители обеих сторон торопились перейти от взаимных обвинений к делу. Конфликт быстро набирал обороты: в лагерях и на свободе в ход пошли заточки и ножи. Началась «сучья война», в которой не могло быть победителей. Самая острая её фаза пришлась на лето 1953 года, когда министр внутренних дел Л. Берия амнистировал более 1 миллиона заключённых. Ужасы сотрясаемой войной криминальной реальности выплеснулись на головы мирным гражданам. Преступники начали сбиваться в банды, совершать налёты, грабить и убивать. Блатной мир стал неотъемлемой частью гражданской культуры десятков и сотен городов.

Наступило время непростых решений и отдающих горечью поступков. В таких случаях никогда не бывает победителей, а каждому участнику, каким бы принципиальным он ни был, приходится заключать сделки с совестью. Отдельной статьёй идут случайно втянутые в потасовку невинные граждане. В те годы стали известными имена двух столпов — столь разнящихся между собой криминальных течений. Воров старой закалки представлял Василий Бабушкин, или Вася Бриллиант, его оппонентом стал Анатолий Павлович Черкасов, или Толик Черкас[42].

Василий Бабушкин (1928–1992).

Они не были лидерами того или иного толка: воры гордились своим равенством и один из них не мог быть выше другого. Просто и тот, и другой были максимально близки к своим идеалам, становясь своеобразными воплощениями разделённых ими убеждений.