Бандитский век короток

Дверь широко открылась, и на пороге появился ужасный амбал, с глазами, как у дохлой рыбы, наголо бритый, с лицом, изуродованным лиловыми шрамами. Монстр протянул огромную лапищу, ухватил Копалыча за шиворот и одним рывком втащил в темную прихожую.

Там старик увидел ещё одного — длинного, худого, одетого в чёрное, с такими же мёртвыми глазами, как у амбала, но увидел только краем глаза, потому что все внимание бомжа сосредоточилось на пистолете, который худой небрежно сжимал в руке и ствол которого был направлен Копалычу прямо в лоб. Амбал волоком, словно мешок, протащил старика в комнату. У стены, бессильно свесив голову на грудь, привязанный к стулу, сидел молодой парень.

— Ну, чё, старый, давай записку, — нехорошо усмехнулся длинный, взял из дрожащих рук Копалыча клочок бумаги, развернул и тяжело, в упор посмотрел на старика.

— Что-то ты плохо шутишь, дед! — глухо проговорил бандит. Он повертел перед лицом бомжа листком записной книжки. Листок был девственно чист.

Копалыч заглянул в белесые, словно подернутые пленкой, глаза длинного и вдруг понял, что вот сейчас, сию минуту, его, Копалыча, будут убивать.

«Надо было брать двадцать баксов… да кто ж знал!» — с неожиданным равнодушием подумал он.

А дальше началось непонятное. Жуткие глаза бандита, в которые завороженно смотрел бомж, неожиданно словно взорвались изнутри. Голова лопнула, точно гнилой арбуз, и в лицо Копалычу плеснуло густо, сочно. Машинально старик вытер лицо и с ужасом уставился на свою руку, сплошь покрытую кровью и мягкими сероватыми комочками.

Стоящий у стены амбал замер, выкатив глаза и широко открыв рот. Прямо в зловонное дупло его рта скользнул просверком, вошел с хрустом, по рукоятку, тяжелый десантный нож. Волосатые лапы бессильно опали, судорожно задёргались и подогнулись ноги бандита, но он не упал, повиснув на пробившем его затылок и ушедшем глубоко в стену лезвии, точно пришпиленный к обоям жук.

Из проёма балконной двери скользнула размытая тень и склонилась над связанным молодым парнем.

Но этого Копалыч уже не видел. Выскочив из квартиры, он кубарем скатился с лестницы и побежал по безлюдной в этот час улице, тихо подвывая от ужаса. Остановился старик только у круглосуточно работавшей палатки. Заспанная молоденькая продавщица, с опаской глядя на покрытого с ног до головы кровью и мозгами бомжа, тем не менее с немалой выгодой для себя разменяла ему десять баксов и продала пять бутылок водки, две из которых он выпил тут же, у палатки, прямо из горлышка, а три оставшиеся унёс с собой в утренний туман.

* * *

Хмурое утро нехотя, лениво перетекало в начало хмурого дня. Уполз с улиц туман, но не растаял совсем, а затаился рваными клочьями в темных переулках и подворотнях.

Сеня Бес тупо смотрел на мелькавшие за тонированными стёклами улочки родного города. Он ненавидел серые стены домов с ржавыми водяными потеками, ненавидел раздолбанную дорогу, бесчисленные ямы и рытвины которой сочились желчным гноем глины. «Девятку» тряхнуло на крутом ухабе так, что она застонала, как живая.

Сеня, люто мучившийся похмельем, вполголоса матюкнулся и рыгнул. Салон наполнился густым запахом перегара.

— Смотри, куда рулишь, козлина! — буркнул он.

— Сам ты козлина! — нехотя откликнулся водитель. — Тут, блин, куда ни рули, один хер, в яму влетишь.

Остальные трое пассажиров, как по команде, уставились на Сеню, задумчиво посмотрели на водителя, оценивающе — на дорогу и вновь отрешенно замерли, передавая друг другу плотно забитый косяк.

Машина, неуклюже вильнув к обочине, замерла у дома Кацмана.

— Вроде приехали, — покосился в окно Бес. — Ну чё, двинули? — Он открыл дверцу и, зябко поежившись, полез наружу.

— Повторяю для особо тупых: тёлку не трогать!

— А с жидом что делать? — спросил долговязый водитель. Никто не знал, как его зовут. Он пришел в банду недавно, рекомендованный кем-то из авторитетов, которому приходился родственником, и к нему сразу же, намертво прилипло погоняло Брат. В нем еще не угасла малая искорка человечности. Он еще помнил, как мама приводила его, маленького, в поликлинику и как он играл с плюшевым мишкой, пока дядя Боря ощупывал его опухшие гланды длинными, чуткими пальцами.

— Крот ясно сказал, свидетелей не оставлять, — отрезал Бес и злобно покосился на водителя. Не нравился ему этот козёл, ох не нравился. Но Брат был братом авторитета, а Сеня — всего лишь командиром пятёрки. Поэтому он ничего не сказал, сунул руки в карманы, нащупав в правом рифлёную рукоять «Макарова», и решительно направился к высокой деревянной калитке, покрытой коричневым лаком.

От мощного толчка Сени хрупкая защелка отлетела, калитка распахнулась, с треском ударившись о забор, и бандит увидел трех молодых кавказцев, стоящих на крыльце дома.