Баня в полночь. Исторический обзор магии и гаданий в России

Представления о связи колдовства с тайным заговором против церкви и государства (в лухском деле не отразившиеся) всегда имели широкое распространение. Российский опыт в некоторой степени {602} подтверждает идею Р. Мюшамбле о том, что «охота на ведьм была прежде всего не религиозным, а политическим феноменом»[47]. В 1638 году, в период правления Михаила Федоровича, находившуюся в услужении женку Дарью Ломанову обвиняли в том, что она сожгла свою рубашку и сыпала пепел на след царицы Евдокии Лукьяновны, пытаясь с помощью этого волшебного способа завоевать ее расположение[48]. В 1647 году, в правление царя Алексея Михайловича, крестьянин и его соучастники бояре Семен и Иван Даниловы осуждены за наведение любовных магических чар на датского принца Вольдемара и царевну Ирину Михайловну[49]. 22 апреля 1670 года Артамон Матвеев, главнокомандующий русской армией, обвинен в попытке с помощью колдовства повлиять на выбор царской невесты[50]. В 1671 году находившаяся в услужении у царицы женка Марфа Тимофеева обвинена в похищении соли и гриба, приготовленного для ее госпожи: когда ее заметили, она рассыпала соль. Марфа показала, что украла соль и гриб, чтобы съесть их самой, однако была пытана на дыбе, потом огнем; больше она ни в чем не созналась. Ясно, что Марфу Тимофееву не столько наказывали за покражу, сколько стремились узнать, не было ли в ее действиях попытки отравления или порчи[51]. В 1675 году князя Ф.Ф. Куракина обвинили в укрывательстве ведьмы — слепой старухи Феньки. Под пытками она созналась и умерла, но дело имело важные последствия[52].

Григорий Котошихин, занимавший высокие дипломатические посты в царствование Алексея Михайловича, бежал в Швецию и около 1660 года написал знаменитое сочинение о внутренней политике и обычаях в Российском государстве и при царском дворе. Он сообщает, что дела о колдовстве и чернокнижии рассматривал Разбойный приказ (высший орган, в то время ведавший уголовными преступлениями). Эти преступления упоминаются в одном ряду с богохульством, святотатством (кражей церковных предметов), содомией и ложными толкованиями Священного Писания. За все эти вины, согласно Котошихину, подсудимых сжигали заживо на костре, если приговоренный был мужчиной, и отсечением головы, если казнили женщину[53].

Смерть царя Алексея Михайловича ничего не изменила в этом отношении. Судя по всему, регентша царевна Софья и ее окружение интересовались оккультизмом; в расспросах 1689—1690 годов относительно мнимого заговора на жизнь юного царя Петра князь В.В. Голицын и Сильвестр Медведев обвинялись в обращении к {603} астрологам и волшебникам. Голицыну вменили в вину то, что он пытался узнать у польской гадалки, выйдет ли за него царевна Софья, а также то, что в своей бане он держал крестьянина-колдуна, который приготовлял ему любовное зелье для привораживания царевны[54]. Иуда Болтин (сторонник главы мнимого заговора, думного дьяка Федора Шакловитого) обвинялся в том, что рассыпал травы и коренья там, где должен был проходить царь Петр[55].

Эти обвинения были, несомненно, политически мотивированы. Юный Петр, при всем его увлечении техникой, рос в атмосфере, где подобные суеверия играли большую роль; верил в них царь или нет, но наказания за магию и колдовство, которые он ввел в свое военное законодательство (Воинский артикул 1715 года), очень суровы. В артикуле 1 первой главы «О страхе Божием» он провозглашает: «И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижнец, ружья заговоритель, суеверный и богохульный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть». В толковании на эту статью сказано: «Наказание сожжением есть обыкновенная казнь чернокнижницам, ежели оный своим чародейством вред кому учинил, или действительно с диаволом обязательство имеет. А ежели ж он чародейством своим никому никакого вреда не учинил и обязательства с сатаною никакова не имеет, то надлежит, по изобретению дела, того наказать другими вышеупомянутыми наказаниями, и притом церковным публичным покаянием».

В артикуле 2 того же свода законов написано, что любой, кто призывал к себе чародея или склонял к этому других, наказывается на тех же основаниях, что и чародей. Артикул 3 постановил, что любому солдату, виновному в богохульстве, следует прожечь каленым железом язык, а затем обезглавить[56]. Большинство случаев на деле заканчивались менее тяжелым наказанием и публичным покаянием[57].