Банк страха

Лина Алвен тоже была эмигранткой из Ирака, хотя и иного сорта, нежели Хаммуд. Ее родители принадлежали к старой аристократии. Такие люди когда-то с презрением смотрели на нуворишей вроде Хаммуда, но в последнее время научились кое-как с ними ладить. Семья бежала из Багдада в 1968 году, когда к власти пришел Правитель, — сначала в Амман, а потом в Лондон. В эмиграции ее отец стал кем-то вроде арабского Эшли Уилкса — благородный патриций, всячески старавшийся приспособиться к изменившимся обстоятельствам, но не сильно преуспевший в своих стараниях. Его жена умерла вскоре после приезда в Англию. Своего единственного ребенка — Лину — он учил быть сильной, независимой, полностью включенной в новое окружение — словом, такой, каким сам он стать не смог.

Лина была «папочкина дочка», и в их привязанности друг к другу выразилась вся сила традиций арабской семьи. Конечно, у нее проявились все качества единственного ребенка — обидчивость, капризы, неуверенность в себе. Она выросла своенравной девушкой, избалованной благородным, сбитым с толку отцом. Но в то же время она стала и достаточно серьезным человеком. После отъезда из Ирака отец решил, что она в конце концов должна окончить колледж и начать работать. Так жили на Западе, а он утвердился в намерении быть современным цивилизованным арабом, даже если это будет стоить ему жизни. К счастью, он не дожил до того дня, когда мог столкнуться с Назиром Хаммудом.

Лину увезли из Багдада пяти лет от роду, и из воспоминаний об этом городе у нее сохранились главным образом запахи, так не похожие на запахи Лондона: запах плесени в огромном доме ее деда в районе Вазирия; сладкий запах ее собственных пальцев, когда на базаре пряностей в старом городе она трогала тюки с мускатным орехом и кардамоном; аромат жареной рыбы масгуф в ресторане на улице Абу-Навас, идущей вдоль Тигра, куда отец водил все семейство по вечерам в четверг.

И еще Лина помнила запах страха. В то лето, когда танки Правителя захватили президентский дворец, он стоял в городе повсюду. Гордые своей древностью родовитые аристократы в панике бежали, спасая жизнь. Лина помнила чемоданы, стоявшие в холле, машину, мчавшуюся по дороге через пустыню в Иорданию, чтобы успеть до закрытия границы, и опустошенные горем глаза матери, когда они в последний раз выезжали из Багдада. Правитель уже устроил в одном из пригородов Багдада дом допросов и пыток, который называли «Каср-аль-Нихайя» — «Дворец Конца». Через несколько месяцев среди эмигрантов выработался особый кодовый язык: когда арестовывали кого-то из друзей или родственников, они говорили «найем явах» — «уснул в доме». К тому времени, когда Лина выросла, успели «уснуть» или были просто убиты почти все взрослые иракские мужчины, которых она знала.

За прошедшие с тех пор годы иракцы свыклись с запахом страха, как привыкают к запаху гнилья люди, живущие недалеко от свалки. Казалось, что-то гниет и разлагается глубоко внутри организма, вырываясь этим сырым, едким запахом наружу. Страх ощущался даже физически: внезапный ком в горле, невольная дрожь в затылке, вечно влажные от пота ладони. В то лето, как и во все последующие годы, стыд и бессилие стояли в глазах мужчин, которых арестовывали и пытали; ни их самих, ни их матерей, сестер, племянниц страх не покидал никогда.

К Хаммуду Лина попала при жутких обстоятельствах, совершенно по-иракски; позже она ни с кем об этом не разговаривала. Вскоре после смерти отца, когда она заканчивала учебу на компьютерном факультете в Лондонском университете, ее навестил один человек, работавший в Багдаде в министерстве внешней торговли. Он сказал, что знаком с теткой Лины, работавшей в том же министерстве, и в доказательство вручил написанное ею письмо. Лина прочла его с дурным предчувствием. Отец всегда говорил, что тетя Соха — заложница семьи: она получила работу в правительственном аппарате или, точнее, ее заставили принять эту работу после того, как вся остальная семья бежала из страны.

После нескольких абзацев, излишне весело описывающих жизнь в Багдаде, Соха предложила Лине поговорить с бизнесменом по имени Назир Хаммуд по поводу работы после университета. Хаммуду нужны люди с техническим образованием, писала она, и это был бы патриотический поступок. Даже тогда Лина поняла, что означало это письмо. Ее тетка боялась. Если бы Лина не выполнила ее просьбу, Соха пострадала бы. И с тех пор Лина, как и любой другой выходец из Ирака, выполняла свой долг, обналичивала свой чек, жила не поднимая глаз.