В течении месяца Кузьмич вел уединенный образ жизни, выезжая из своего дома лишь к дочери и внучкам. За ним открыто следили – машина наблюдения стояла перед домом, которая хвостом сопровождала выезд его либо супруги. Коллеги не звонили – так всегда было на службе в России, если завели дело или позволили ославить чье-то имя, этот человек становился отверженным. Связи с семьей тоже были прекращены, их попытки в данный момент навредили бы всем, Кузьмич это понимал. Связаться с ним пытались только шакалы – корреспонденты. Телефон Кузьмич не брал, в дом этих прислуга не допускала. И они снимали свои фото и теле репортажи с видами недвижимости Кузьмича и его близких, щедро разбавляемых старыми фотографиями с людьми, как правило посторонними. Заканчивались репортажи почти всегда одинаково, когда же, наконец, ЧК примет решение о люстрации, и потерявший неприкосновенность Кузьмич, сам предстанет перед правосудием. Москва молчала. И вот, как-то возвращаясь от дочери, на своей машине, Кузьмич заметил возле своего дома маленькую демонстрацию. Тут были несколько десятков дружинников, люди с плакатами «Он убил моего мужа, отца, брата», «Он сломал жизнь нашей семье», «Он разорил наше предприятие», «Судейский произвол», много корреспондентов с камерами. Проехать к воротам возможности не было, Кузьмич сигналил, толпа скандировала:
– Вор, убийца, беззаконник, люстрация!
Машину окружили, сдать назад не было никакой возможности. Кузьмич попытался заблокировать двери в машине, но стекло разбили и десятки крепких рук вытащили его из автомобиля и потащили к его же, Кузьмича пластиковому мусорному контейнеру перед воротами. Кузьмича облили зеленкой, затолкнули в контейнер, многие из женщин пытались его ударить. Контейнер запустили от дома с горки вниз по дороге. Не доехав до отворота с основной дороги к дому Кузьмича, мусорный контейнер перевернулся. Кузьмич сильно ударился, но вылез сам и пошел обратно к толпе, к своему дому. Ему не препятствовали. За воротами встретила заламывающая руки жена, прислуга. Сквозь причитания, Кузьмич распорядился:
– Мне ванну сделайте, пожалуйста, и белье новое.
Приобнял жену, хромая направился в дом, супруга и челядь за ним. Войдя в дом, Кузьмич улыбнулся жене через разбитую верхнюю губу, –Я сейчас, стол накрывай, а.