Банкир

Сажусь на постели… Прикрываю лицо рукой, зажмуриваюсь… Белоснежный плащ, ниспадающий с плеч рыцаря, несется по сводчатым коридорам, словно вихрь, превращая застывших при его приближении рыцарей в безмолвные ледяные статуи…

Озноб пробегает по коже…

– Господи, ты весь горишь… У тебя жар… – Прохладная рука касается моего лба.

– Я люблю глядеть в глаза твои ясные, что ж они теперь хранят?.. Тайну…

– напел я вполголоса.

– Красивая песня…

– Замечательная.

– Только я ее не слышала ни разу.

– Это очень старая песня.

– Потому и не слышала. Я красивая?

– Нет слов.

– А жаль.

– Слово изреченное есть ложь.

– Дор, послушай, у тебя действительно температура. Может, померяешь?

– Не-а. У меня идиосинкразия на градусники.

– Че-го?

– От одного вида кашляю.

– Так ты больной.

– Ага. Причем с детства и на всю жизнь.

– Нет, подожди… Ты же бредил!

– Только тобою…

– Подожди… Да…

– …Знаешь, французы – полные кретины, – сказала девушка, закурив сигарету.

– В чем?

– Они придумали идиотское выражение: «заниматься любовью»… Любовью нельзя заниматься, она как явление искусства, как солнышко – или есть, или нет.

– Как говаривал Дюма-младший, любовь – битва двух полов. Женщине надо защищаться сперва, мужчине надо защищаться после, и – горе побежденным.

– Дюма-младший всю жизнь провел в тени отца. И доказывал, что он не хуже.

– А он действительно не хуже. Он – другой.

– Все равно: он француз, а французы ничего не понимают в любви.

– Но они-то считают, что наоборот…

– Да пусть считают. Любовь нельзя материализовать так, как это делают они, это что-то такое… – Девушка задумалась, подыскивая слово.

– Любовь – самая недоступная из жизненных тайн, – вспомнил я Тургенева.

– Вот. Тайна. Солнышко. Свет. Жизнь. Смысл. Если нет любви – все теряет смысл, правда?

– Может быть, – пожимаю плечами. – Если нет любви, есть ожидание ее…

– С тобой – очень хорошо. Ты понимаешь все, о чем я молчу…

Девушка встала, подошла к окну, закинула руки за голову, потянулась.

– А море сегодня спокойное.

– Ты очень красивая… Даже голова кружится…

– Это приятно. Хотя она у тебя от голода, наверное, кружится! – Лена набросила белую спортивную курточку. – Пойдем, буду тебя кормить.

– И это есть «европейский завтрак»? – Гляжу на созданное гастрономическое великолепие с явным удивлением.

– Это есть нормальный русский обед. Некоторые спят до часу. К тому же мне хотелось приготовить для тебя что-то нормальное.

Нормальное – это она поскромничала. Стол царский. Все только приготовлено.

Пока я уплетаю бульон с натуральной, сделанной из раскатанного теста лапшой, Лена жарит отбивные. Нет, красиво жить не запретишь…

– Чего такая роскошь? Я вполне обошелся бы чайком с сухариком. Привык.

– Дор, ты странный… Любой нормальной женщине приятно о ком-то заботиться. Я устала пить по утрам растворимый кофе – сама с собой и с кусочком сыра. Знаешь, почему наши «новые русские» такие бешеные?

– А они бешеные?

– Угу. Заведенные, будто машины. И живут, как при коммунизме – все для всех, и ничего – лично для каждого…

– Не догоняю. Переведи.

– Перевожу. Когда они начинали, то привыкли, что надеяться не на кого, только на себя. Помнишь поговорку: «Господи, избави меня от друзей, а с врагами я и сам справлюсь»? Тех, кого они считали друзьями, предавали, их женщины стали нелюбимы – с кем поведешься, среди жен «новых» – свое «построение», а бабы – куда злее и циничнее мужиков в определенных вещах… Вот и получается бесконечный кутеж: жрач в кабаке, где только декорации новые, а-ля Европа, а люди – те же… Только если раньше отрывались они по пельменным да ресторанам «Колос», то теперь – закрытые клубешники и «метрополи» всякие… Где все – для тех, кто платит, и ничего – для тебя лично. Еда – для всех, девки – для всех, вот люди и дичают в полном одиночестве, а дома – злая до одури жена, потому что из жены давно превратилась в наследницевоспитательницу собственных детей…

– Понятно…

– Я права?

– Не знаю. Может быть.

– Дор, а ты женат?

– Не знаю, – пожимаю плечами, и вид у меня при этом, наверное, совершенно беспомощный…

– Знаешь… Ты не помнишь ничего про себя потому, что не хочешь вспоминать, боишься… Что-то очень важное, что стоит жизни… Так вот слушай: в жизни имеет ценность только любовь, все остальное – лишь прилагательное… Не думай об остальном, вспомни это, и ты вспомнишь все.

– Может быть…

– Знаешь, у тебя усталый вид. Ну и немудрено: ночь мы вообще не спали… А годков тебе – не как мне…

– Вот еще! Я мужчина в самом расцвете сил!

– Кто бы спорил… Знаешь, это очень здорово, когда женщина утром, готовя завтрак, с восторгом думает о своем мужчине и о том, когда же мы снова ляжем в постель…

– И до вечера ждать совсем необязательно…

– Дор, любопытно, кто из нас дольше воздерживался?

– От чего?

– Ну не от секса же… От любви. Ты знаешь, мне жутко хочется расплакаться… От счастья…

…Звучал саксофон, и мы любили друг друга долго, бесконечно долго…

Пропало все, будто на этой земле остались только два человека и связывающее их чувство – древнее, как снег…

…Вспомни любовь, и ты вспомнишь все…