Банкир

…А снега все нет. За окном, в белом люминесцентном свете, стынет ночь, замерли деревья – мерзлые, неживые. До будущей весны. Да и будет ли она?..

Смутно на душе, пусто. И – огромная усталость, словно нет сил уже ни на сочувствие, ни на сострадание, ни на любовь. И душа – одинока и бесконечна, как космос, и ночь мучительна и огромна, и нужно добрести ее до рассвета и очнуться утром в скудной бездарности пробуждения – сколько же еще нужно мужества!..

И вспоминается сырой туман, сотканный из опьянения и любви, и рыжая, веснушчатая девочка, влюбленная так искренно и так безнадежно… Далекая теперь, как отлетевшая юность…

– …Ты знаешь, мне снилась сегодня большая снежная гора… – Она повернулась на бок и положила кудрявую голову на ладошку.

– Вчера. Мы сегодня и глаз не сомкнули.

– Вчера? Ну да, вчера. Вчера я была одна.

– Ты что-то говорила про гору…

– Да. Большая снежная гора…

– Жуть какая…

– Ты понимаешь?..

– Как крепость, которую нужно взять.

– Нет, это для тебя. Гора была большая и холодная, и вся ледяная. Я с нее падала.

– Это даже приятно.

– Страшно.

– А сейчас?

– А сейчас не страшно. Я тебе не рассказывала – мне было четырнадцать лет, я каталась на лыжах, упала и даже понять ничего не успела: просто лежала на снегу и плакала. И не могла подняться. Давай выпьем?

– Давай. – Он глотнул из горлышка, потянулся за бокалом.

– Не-ет, я хочу, как ты. – Она отпила несколько глотков. – Пить приятно, а напиваться – противно. Правда?

– Когда как.

– Тогда напьюсь.

– У тебя не получится.

– Не получится… Тебе ведь будет не так хорошо со мной тогда… Ведь тебе хорошо со мной, правда?

– Правда.

– Сейчас мне приятно. А иногда – неприятно. Почему ты никогда не врешь?

– Это я тебе. А вообще-то я жуткий лгун.

– Жаль. Ты ври мне, когда мне будет это нужно. Ладно? Ой, я почти все выпила… Но ведь есть еще?

– Хм…

– Про что я говорила?

– Про гору.

– Да, про гору. Я вчера тоже плакала.

– Во сне?

– Да, и потом.

– Так бывает. А что случилось тогда?

– Давно?

– Да.

– Я ушибла позвоночник. Сильно. И три месяца лежала на животике. Мне было одиноко и жутко.

– А потом прошло?

– Ага. Я еще ходила к массажисту.

– К молодому?

– Да нет, не очень. Но у него были сильные руки.

– Да? И где же он тебя массировал?

– На кушетке. Я была в одних узеньких плавочках.

– И всего-то?

– А потом без плавочек.

– Он хотел тебя?

– Еще как.

– А ты?

– Да ну его.

– Я его убью. Завтра с утра этим и займусь.

– Не, не надо. Он уже старенький.

– Прикончу. Прикокошу.

– Я была маленькой девочкой и ничего не позволяла.

– Кроме массажа.

– Мне это было полезно.

– А вот так тебе полезно?.. А вот так?..

– Да… Да…

– А вот так?..

– Да-а-а…

– …Ты все же жуткий развратник. Блудня.

– Я – паинька.

– Да? А летом эта твоя… Плоская, как швабра…

– Ну, положим, не такая и плоская…

– Сейчас получишь.

– Ошибка молодости.

– Из-за таких ошибок попа потом у некоторых болит.

– Советский бициллин – гроза поп!

– Скажи спасибо, что такой был.

– Спасибо.

– Блудня.

– Отрада массажистов.

– Хочешь выпить?

– Хочу тебя.

– Я… Я не могу больше молча…

– Вольному – воля…

– Да?.. А соседи?.. Помнишь, они чуть милицию на нас не вызвали… Думали, ты меня мучаешь…

– Еще как…

– Подожди… Да… Да…

– …Утро скоро. – Она смотрела на него, и сумрак висел на пушистых ресницах, как снег на еловых лапах.

– Не скоро. Зима, – пробурчал он. – У тебя выходной?

– Вроде того. Спи.

– Ты спишь?..

– Уже нет.

– Точно не спишь?

– Точно…

– Мне нужно сказать… Ну не спи.

– Не сплю.

– Володя приехал.

– Что?..

– Володя из армии вернулся.

– Какой Володя?

– Не притворяйся, ты же не спишь.

Он сел к ней спиной, опустив ноги на коврик. Закурил:

– И что?

– Он спросил: есть ли кто у меня. Я сказала; есть.

– И – что?

– Он сказал, три месяца нам хватит, чтобы расстаться?

– Нам?

– Нам.

– Почему три месяца?

– Он сказал, нужно пойти с ним подать заявление.

– Какое заявление?

– В ЗАГС.

– Хм… Раньше месяц было.

– Теперь три.

Он мотнул головой:

– Бр-р-р… Башка тяжелая. Не спали почти. Надо кофейку.

– Зачем? Поспи лучше.

– А на работу?

– У тебя же выходной.

– Сегодня что, четверг?

– Уже пятница.

– Я перепутал. Сегодня рабочий.

– Тогда я тоже в институт пойду.

– Правильно. Чего прогуливать… Они вышли вместе.

– Я приду завтра? – спросила она.

– Да, конечно. Только позвони.

– У тебя что, дежурство?

– Может быть. Ты позвони.

– Хорошо. До завтра.

– Ага…

* * *

…Весна оказалась мокрой и слякотной. А он пил и неделю, и другую, и третью, стараясь смыть с души эту скользкую слякоть…

А тем утром оказался у ее дверей. Позвонил.

– Ты?

– Ага.

– Долго пропадал. Ну и видок у тебя. Ты чего, пьешь?

– Выпиваю.

– Ну заходи.

– Я на минутку… У тебя это… Похмелиться нечем?

– Да нет. Гости позавчера были, все выпили.

– А червончик взаймы?

– У меня есть двенадцать рублей, но мне надо Володе носки купить.

– Носки? Какие носки?

– Белые.

– А… Ну да. У вас же сочетание. Скоро.

– Через две недели.

– Так червончика нет…

– Ты что, за этим пришел?

– Ну должен же я был за чем-то прийти… Вот, за червончиком.

– Правда нету.

– Ленка… Мне плохо…

– Поищи еще где-нибудь. У тебя ведь знакомых полгорода…

– Ага. Поищу.

– Ну что ты на меня так смотришь? Ведь ты же не любил меня?

– Н-н-нет. Не любил.

– Я же тебе просто так была нужна…