Банкир

Банки – давно совсем не те, что мы себе представляем! С семидесятых годов, и особенно в восьмидесятые, состоялась всеобщая трансформация крупнейших банков в международные, транснациональные. Люди наглядно заметили информационную революцию, потому что это коснулось непосредственно каждого: выход через мировые информационные сети в любые информационные хранилища, будь то библиотеки, музеи, архивы, общение посредством компьютера, мгновенная почта, работа на любой из мировых бирж, не выходя из офиса или дома…

– Хм… На наших гражданах это как-то не отразилось…

– Я имею в виду зарубеж. А вот революцию финансовую и там заметили не все и не сразу… Размещение крупнейшими банками-монополистами «опорных пунктов» в международной среде происходило темпами даже более высокими, чем экспансия торгово-промышленных монополий. Зарубежная банковская деятельность превратилась в один из значимых показателей внешнеэкономического положения развитых стран.

Даже конкурентные позиции национальных экономик США, Великобритании, Японии, Германии – всех «китов» – стали определяться размахом международной деятельности их банков в кредитно-финансовой сфере. Ну а сами банки… Они стали кредитовать государства путем покупки государственных займов. Это и раньше бывало: скажем, французская корона столь задолжала амстердамским менялам и ростовщикам, что вынуждена была предпринимать жесткие фискальные меры и придумывать такие налоги, что подданные просто шизели от удивления. Но таких масштабов, какие приняло в наш век кредитование государств банками, история еще не знала. Деньги стали всем – оружием, силой, властью.

– У нас – тоже?

– У нас – российская специфика. Банки относятся к государству примерно так же, как Мавроди к гражданам: государственные казначейские обязательства под бешеные проценты есть просто-напросто инструмент перераспределения бюджетных средств в пользу банков. А бюджетные средства – это те же зарплаты учителям, врачам, пенсии… Причина – коррупция.

– Дорохов, а чем ты сам занимаешься, как финансист?

– Инвестициями.

– Туманно и непонятно.

– Наша группа инвестирует капиталы в России и за рубежом в предприятия, связанные по единому производственному циклу. Или – единой спецификой. Как говаривал товарищ Ульянов, вождь мирового пролетариата, в единстве – победа!

– Короче, ты банкир-диверсант!

– Почему это?

– Ну как… Вкладываешь капитал на чужой территории в часть объекта, чтобы потом захватить весь объект целиком!

– Хм… Любопытная трактовка…

– Зато – правильная! Дорохов… А как ты оказался в Раздольной?

– Течением принесло.

– А серьезно?

– Серьезнее не бывает. Взял пару недель отпуска и маханул на Кипр…

– Один? Или – с подругой?

– На Кипре с подругой не отдохнешь…

– А подруга есть?

– Была. И не одна… Счастья нет.

– Дело наживное.

– Надеюсь.

– И с Кипра – самопехом приплыл?.. Извини – пришел…

– Вот этого – не знаю. Тут как в кино: шел, поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс. На Кипр я отбыл в сентябре, в себя пришел у Михеича в каморе в конце января. Два месяца занимался спортом и приходил в себя. Потом появилась ты.

– Круто… Дорохов, а ведь это просто… Вспомни, что ты сделал такое, что стал мешать всем жить? Или – чего не сделал?

Пожимаю плечами:

– В том-то и дело, что чист, как первый снег…

– …на железнодорожной насыпи?

– Лена, я не вру.

– А ты подумай. Хорошо подумай. Если нельзя вспомнить, можно догадаться.

Знаешь, у нас в школе учитель физики был, он формулировал просто: «Гений – это умение догадаться об очевидном раньше других».

– А гений и злодейство – две вещи несовместные…

– Ага. Ты подумай, а я посплю. Чуточку.

Девушка разделась, свернулась клубочком, закрыла глаза. Кажется, она уже начала засыпать, как вдруг привстала на подушке, произнесла:, – Сережа…

– Да?

– А что такое Грааль?..

– Грааль?

– Ты выкрикивал это слово. Во сне. Ты помнишь, что тебе снилось?

– Смутно.

Глава 45

«Смута смутная, плач дорогою…»

Здорово поддатый Михалыч слушал песню уже в который раз, принимал очередную рюмку, перегонял кассету и слушал снова, прикрыв глаза и аккомпанируя карандашом, зажатым между пальцами, будто дирижерской палочкой.

Валериан зло покосился на коллегу. После того как его идея с картиной была «зарублена»… А ведь задумано было изящно… Положить картинку на сканер, и – вот тебе тарелочка с голубой каемочкой… Тем более для ее поисков были задействованы втемную люди ОБЭПа; картину обнаружили у какого-то барыги; под предлогом описи коллекции – всей, картину нельзя было светить – ее доставили сюда, в центр. Валериан загрузил изображение в компьютер, разобрал «по молекулам», проверил на совместимость с информацией с кассет… Идентификация по совместимости – мизерная!

– Ну чего, чего тут не хватает! – чуть не плакал Валериан, забросив высвобожденный из рамы холст в угол. – Чего?

– Света, – спокойно отозвался из своего угла Михалыч.

– Какого света?

– Видишь ли, Эдуардыч, ты плохо знаешь историю… Замок на картине символичен, не так ли?

– Ты имеешь в виду направление в искусстве?