Банкир

На хорошенькой такой скорости качу от Москвы в сторону «Хозяйства „Первомайское“. Седьмое чувство подсказывает мне, что встретят меня там не банкетом, – а что делать? Как мудро выразилась Галина Вострякова, тайфун, ураган, президент фирмы имени себя и просто очаровашка, охота пуще неволи.

Особенно царская. Еще ее называли: «царская потеха».

Как говаривал когда-то государь Алексей Михайлович Тишайший, и делу – время, и потехе – час. В древнерусском слова «время» и «час» – идентичны. То есть удели время и работе, и отдыху. Мы же, в скоростной и замотанный век, изречение, ставшее поговоркой, осовременили: делу, работе, дескать, все время, а потехе, удовольствию – всего ничего… Да и потехой тогда на Руси называлась царская соколиная охота. Когда зоркая, стремительная птица стрелой взмывала вверх и оттуда камнем падала на добычу… И делу время, и потехе – час…

Царской соколиной охоте…

Еду в гордом и отрешенном уединении, вернее, вдвоем: с автоматом Калашникова; ну да он – скорее психологическая поддержка, и вообще – «собачка».

Его должны отобрать первые же бдительные стражи у врат этого «рая».

«Собачку» придумали люди творческие во времена заседаний цензурных парткомитетов. Скажем: заседают облеченные дяди и тети, в должном количестве и с должными регалиями; каждой твари по паре: ветераны строительства фабрики имени Сакко и Ванцетти, бойцы невидимого фронта в отставке, партийцы-идеологи, комсомольцы-молодежеведы, старички-пионерознавцы, морально устойчивые задорные старушенции, сплошь – члены партии с девятьсот пятого года, людоведы и душелюбы; короче – узкий круг ограниченных лиц. Представил им, к примеру, художник, картину. Иллюстрацию к знаменитому блоковскому: «Ночь. Улица. Фонарь.

Аптека…» А каждый из уполномоченного собрания имеет свои вкусы в том, что они считают искусством, да надо еще и возможную крамолу какую на Советскую власть не пропустить, а то, известное дело, все эти художники – «пидорасы», как указывал Никита Сергеевич. И вообще, все собравшиеся индивиды горят желанием самовыразиться и научить художника писать картины, писателя – книги, поэта – стихи.

Смотрят: да, все в наличии – ночь, улица, фонарь, аптека… Бессмысленный и тусклый свет – как и положено в обществе, описанном поэтом, где эксплуатация человека человеком, и вооще-е-е… Вот только – под фонарем сидит грустная такая глазастенькая собачка неизвестной породы. В ошейнике.

Обсуждение идет довольно-таки вяло, пока какой-то бдительный не восклицает вдруг: «А собачка – зачем?!»

«Собачка – это очень важно! – начинает с жаром доказывать художник. – Я работал над ее образом шесть месяцев, долго искал натуру…»

И – пошло-поехало! Вся номенклатурная свора бросается на собачку, как на врага народа Троцкого!

«Это безвкусица!»

«Это – моральное разложение, намек на то, что животные в Советском Союзе несчастны, а это не так! Никакая собака не живет в мире капитала так, как люди у нас!»

«Это – влияние разлагающегося буржуазного псевдоискусства!»

«Это вообще – коллаж!»

Услышав незнакомое, но явно неприличное слово, вся комиссия вздрагивает, замолкает на минуту, слово берет маститый Председатель:

«Товарищи! Давайте не будем, так сказать, смешивать понятия… Художник Петров человек, конечно, беспартийный и в тонкостях идеологической борьбы разбирается не вполне, но он – лауреат премии Ленинского комсомола за серию работ о строительстве Братска… Вполне надежный товарищ. Конечно, согласен: собачка здесь совсем ни к чему; ну а в целом художник совершенно верно отразил выраженную в стихотворении пролетарского поэта – смотрит в бумажку – А.А. Блока мысль о вырождении капиталистического строя, общем кризисе капитализма и крахе всей этой человеконенавистнической системы и неизбежной смене ее прогрессивным и передовым социалистическим строем, о чем ежедневно свидетельствует практика реального социализма!»

Собачку дружно вычеркивают, художник Петров, страшно довольный, что картину приняли, уже думает над тем, что бы такое «всобачить» в заказанные ему иллюстрации к роману Оноре де Бальзака, чтобы бабушки с дедушками и «амо-ралку» ему не пришили, и принципиальность сумели проявить, и гравюры бы не испортили своим крючковатым вмешательством…

Так что расстанусь я с «калькулятором» не просто легко: это запланировано.

Тем более, если мозгов в голове нет или работают они вяло, никакая железяка, даже столь популярная на пространствах мирового сообщества, как «калаш», финансисту не подмога. А присутствие оружия скажет «понимающему человеку», что банкир Дорохов от перенесенных потрясений мозгов и полученной лошадиной дозы наркоты совсем сбрендил и готов переть врукопашную на танк. С примкнутым штыком. А мы в это времечко постараемся поработать головой, как футболист Лужков на очень товарищеских встречах команд Моссовета и Госкомимущества.