Потом поднял валявшуюся на ковре вазу. Оставалось только решить, что делать со связанной девчонкой. Вешать на себя лишнюю мокруху Олейник не хотел. Да и незачем было. Если люди Панова и добьются чего-нибудь от немой, все равно ничего нового они не узнают. Роль Олейника в этой запутанной истории им ясна и так.
Он ушел из квартиры, оставив Ксюшу связанной, чтобы она не подняла шум раньше времени.
К двум часам ночи Олейник добрался до Шереметьевской улицы, где он снимал квартиру, о которой не знал никто. Киллер не появлялся там с тех пор, как прочно осел на лесной подмосковной базе. Воздух в квартире был спертым, и вся мебель покрылась толстым слоем пыли.
Подняв несколько дощечек паркета, Олейник вынул из тайника пухлую пачку долларов, две запасные обоймы для пистолета и заграничный паспорт. Все необходимые на первое время вещи уместились в небольшой спортивной сумке.
Возле дома Миледи он появился на рассвете, встретив поблизости лишь дворничиху, лениво помахивающую метлой. Потом из подъездов стали появляться собачники со своими любимцами, за ними — бодрые бегуны трусцой и, наконец, родители, провожающие детей в детские сады и школы.
Олейник все время держал под наблюдением окрестности, не замечая ничего подозрительного. Время шло, но он умел ждать.
Внезапно ему пришло на ум, что у Миледи, может быть, сегодня не возникнет нужды выходить из дома. Как он мог упустить такую очевидную вещь! Из-за этого весь его план может полететь к черту.
Олейник отыскал взглядом будку телефона-автомата метрах в двадцати от дома Миледи, на другой стороне улицы. Он решил, что сделает короткий звонок. Всего несколько слов. Он прикажет Миледи немедленно выйти. Без сборов, без вещей. Только с заграничным паспортом.
Он быстрым шагом направился к будке, распахнул дверцу и сплюнул в досаде. Трубка была вырвана из аппарата с мясом.
Олейник не видел, как к подъезду, в котором жила Миледи, на бешеной скорости подлетел «Форд Фокус», из него выскочил мужчина и вбежал в дом.
Еще одна телефонная будка отыскалась только через два квартала. Но и там аппарат был раскурочен местной шпаной, и третий, расположенный еще дальше, был испорчен. Так в поисках можно было уйти вообще в другой район города. Олейник решил вернуться к дому и, плюнув на осторожность, подняться в квартиру Миледи.
Он оставил свой пост напротив подъезда всего минут на десять, не больше. Но за это короткое время произошло непоправимое. Об этом нетрудно было догадаться, по взволнованной толпе, собравшейся возле дома. Олейник остановился в отдалении. На этот раз не из осторожности. Просто ноги почему-то не шли туда.
Киллер стоял в оцепенении, пока издали не донесся приближающийся вой сирены. Толпа расступилась, пропуская «Скорую». Люди указывали на верхние этажи, что-то объясняя врачам.
Олейник наконец заставил себя подойти поближе. То, что он увидел, потрясло его. Врачи осторожно подсовывали носилки под тело женщины, лежавшей на асфальте точно сломанная кукла. Ее лицо было залито кровью, но Олейник узнал Миледи и понял, что опоздал. Безнадежно опоздал.
Мир вокруг него вдруг стал бесцветным и беззвучным. Все, буквально все потеряло смысл. Олейник сунул руку за пояс и нащупал ребристую рукоятку пистолета.
Носилки задвинули в машину. Хлопнули дверцы. Один из врачей сел рядом с Миледи, другой заторопился в кабину.
Олейник железной хваткой впился в его плечо:
— Она умерла?
— На грани, — ответил врач, высвобождаясь.
— Куда повезете?
— В Склиф.
«Скорая» умчалась, обдав людей выхлопными газами. Через минуту следом понесся Олейник, сунув первому попавшемуся леваку стодолларовую купюру.
До конца дня он просидел в предбаннике Склифа. Ни в операционную, ни в реанимацию его, естественно, не пустили. Наконец, не выдержав, он прорвался к дежурному хирургу. Смертельно усталый человек в забрызганном кровью халате коротко сказал:
— Все сделано. Но врать не буду. Надежды нет.
Киллер рванул из-за пояса пистолет:
— Если она умрет, ты будешь следующим!
— Да бросьте вы… — тихо сказал хирург. — Это не поможет. Меня тут через день на мушку берут.
Свободной рукой Олейник торопливо вытащил из кармана пачку долларов.
— Доктор! — сказал он сдавленным голосом. — Вот возьми. Я тебе еще в сто раз больше принесу, только спаси ее!
Врач даже не взглянул на деньги.
— Не ко мне, — вздохнул он. — Теперь только к Господу Богу.
Чуть позже деньги все-таки пригодились.
— Пять минут, не больше, — шепнула молоденькая медсестра, пряча доллары в карман халата. — Иначе с меня голову снимут.
В реанимации было полно каких-то сложных приборов с датчиками и мигающими лампочками. Но Олейник не видел ничего, кроме Миледи, спеленутой как мумия. При падении со страшной высоты ее лицо, как ни странно, не пострадало. Бледное и застывшее, словно высеченное из мрамора, оно показалось Олейнику чужим.
Он взял в руки холодную ладонь Миледи, пытаясь ее согреть. Губы умирающей слегка дрогнули.
— Это я… Костя… — шепнул Олейник, наклонясь к лицу Миледи.
— Костя… — неожиданно послышалось в ответ — Ребенок… Он умер…
— Какой ребенок? Что ты?
— Наш… Он не родился… Умер…