Права была бабуля – привыкла я к Володьке с его худощавым телосложением…
На «Петруше» нет ничего, кроме простыни, обмотанной вокруг крепких бёдер и банной шапочки. На плечах и груди, украшенных черными татуировками, блестят капельки пота, и я тупо моргаю, чтобы развеять этот умопомрачительный мираж, или что это сейчас происходит?
Он усмехается, видя мою неадекватную реакцию, кладёт белоснежный комплект белья на край стола.
- Проходи, когда будешь готова.
И скрывается в парной.
Что-то мне это не нравится…
Кто-то в моей голове отчаянно вопит о том, что надо развернуться и уйти домой, попить молочка, да на старую бабулину скрипящую койку…
Но там Володька, который уже как кость в горле.
И русские не сдаются.
А я не за тем сюда приехала, чтобы в удовольствиях и приключениях себе отказывать!
Поэтому тихонько раздеваюсь и обматываю вокруг себя простынь, и, водрузив на голову белую шапку, следую за Петром.
По пути отмечаю ещё одно помещение. Судя по интерьеру, там душ или что-то в этом роде, что становится ещё одной неожиданностью.
Куда ж я попала?
Даже в городских саунах такого изобилия не всегда встретишь. Может у него и бассейн тут где-нибудь припрятан?
Когда захожу в парную, сразу же ощущаю поток влажного жара, что окутывает с ног до головы.
Банщик что-то колдует у деревянной кадки с вениками. По правую сторону от него замечаю полку с различными банками и пузырьками. Точно колдун какой-то…
- Снимай и ложись. – Указывает он сначала на мою простыню, а потом на высокий полог у стены.
С меня уже пот начал валить, а я тут всего полминуты. Чувствую, живой отсюда вряд ли уйду, но «была - не была»…
Разворачиваюсь из своего кокона и аккуратно складываю его на лавку.
Уже собираюсь взгромоздиться на указанную поверхность, но меня останавливает громкое:
- Стоп!
Непонимающе замираю.
- Это тоже. – Кивает на мой купальник, который и так ничего практически не прикрывает.
- В каком смысле? – Возмущаюсь. Он что думает, я тут оголюсь перед ним?
- Никакой синтетики. Ты в бане. А не на пляже.
Ответ меня не убедил.
- И как же?
Пожимает плечами и отворачивается к веникам.
Тону в собственном возмущении.
- Я не буду раздеваться полностью.
Складываю руки на груди на его манер.
Пётр поворачивается на моё замечание, осматривает с ног до головы, а потом предлагает:
- Можешь завернуться простынёй, только ноги и спину не закрывай.
Меня снова охватывает дрожь, уже в который раз в его присутствии. И снова нельзя списать её на внешние факторы, разве что давление подскочило от перепада температур.
Не знаю, каким местом я думаю, когда на его глазах завязываю на груди хэбэшную ткань, вытягиваю лифчик и скидываю трусики. Он наблюдает за тем, как я забираюсь, ложусь на полог лицом вниз и отворачиваюсь к стене.
Замираю в ожидании.
Сначала ничего не происходит.
Потом я слышу за спиной тяжелый вздох. И чувствую прикосновение.
Он начинает с ног.
Оголяет их на самый максимум, не переходя черту. Сама-то я не потрудилась.
Потом я чувствую прикосновение пальцев к лодыжке, смазанных чем-то теплым.
Медленно ведет вверх, распределяя по ноге, как я чувствую по запаху, что-то вроде мёда, мягко, но уверенно, приятными массажными движениями.
Я перестаю дышать и только прислушиваюсь. К своему телу. К его действиям.
Это не передать. Просто обалденно.
Руки банщика повторяют манипуляции со второй ногой, а я где-то на грани оргазма, хотя уже сто лет не помню, что это такое.
Хорошо, что мы в парилке, потому что лицо моё уже пунцовое и дыхание шумное, тяжёлое. И не понятно, от жары это или возбуждения.
Искуситель какой-то этот «Петруша»…
Честное слово.
Потом пальцы легко касаются шеи, плеч и тянут простынь вниз до самых ягодиц, оголяя мою спину.
Вот тут я просто уже как растаявшее мороженое, потому что не успеваю следить за движениями рук, которые волшебно просто гладят и разминают мою кожу, которая ласки не видела уже очень-очень давно.
- Перевернись. – Слышу я хриплое замечание и выполняю. Хоть и с трудом.
Сомнительное удовольствие вертеться намазанной липким мёдом на простыни, которой застелен полог.
Кое-как справившись с этой задачей, растягиваюсь, подтянув край ткани к груди, чтобы прикрыть её.
Я смотрю на банщика и понимаю, что торчащие соски от его внимания никак не укрыть, но почему-то это даже забавляет.
Давно я такой не была. Никогда, может.
А потом всё начинается заново.
Движения рук на моих ступнях, мягкие поглаживания и уверенные массирующие движения вверх по ногам.
Я прикрываю глаза. Но даже так перед ними мелькают капельки пота на массивных плечах и груди Петра, никак не желающие уходить из головы.
Между тем, руки гуляют всё выше. Будто невзначай касаются моей промежности, слегка, но настолько ощутимо, что, кажется, начинаю терять сознание.
На минутку он отстраняется. Приоткрыв веки, вижу, как мужчина плещет воду из кадки себе на лицо и шею, а потом снова берёт мед из банки, и я трусливо зажмуриваюсь.
- Ты со всеми это проделываешь? – Произношу сорвавшимся голосом, когда он касается кожи чуть выше моей груди.
Этот массаж заходит слишком далеко. И мы оба об этом знаем.