Или, может, свет так падал?..
Внезапно мне стало очень холодно. На улице стоял нешуточный мороз. Я медленно поднялась с корточек и, не переставая размышлять, зашла обратно в темный пустой бар.
И остановилась на лестнице.
Не могу заставить себя спуститься вниз.
Подойти к столику, за которым сидела Настя…
…
…А может, просто уйти?
Ну вот так просто — уйти, и все?
Я даже подпрыгнула от незамысловатости решения.
Да! Я немедленно собираюсь и ухожу. Только оставлю записку — дескать, уволилась, не ищите…
И все.
И пусть они тут остаются, будь они хоть мертвецами, хоть чертями, хоть лешими… Я не буду разгадывать головоломки, кто есть кто, вернусь домой и забуду все, как страшный сон…
Решено.
Озираясь по углам, я вошла в каморку и увидела на вешалке свой одинокий полушубок из беличьего меха и стоящие под ним сапоги.
Одевайтесь поскорее, свет Аринушка, пора ехать домой почивать.
Дрожащими руками я быстро скинула халат. Так, еще записка… Положу ее прямо здесь — спускаться в зал выше моих сил. Авось найдут!
Стремительно переодевшись, я поднялась наверх, заперла бар, сунула ключ в условное место между двух тесных бревен и, насвистывая, вышла на дорогу.
ГЛАВА 22
Вдалеке показалась светлая легковушка. Вот она-то и увезет меня прочь от этого жуткого места! Я начала отчаянно махать рукой, чувствуя, что каждое лишнее мгновение, проведенное даже поблизости бара, будто тянет из меня живые силы.
Несколько секунд ожидания показались вечностью.
Наконец, машина поравнялась со мной. Из окошка высунулась голова шофера в дорогой шапке из куницы.
— Ну, прыгай скорее! Замерзла, наверно, Снегурочка? Машешь так, что в глазах рябит.
Безуспешно унимая приступ счастья, я открыла дверцу и забралась на заднее сиденье. Как тут тепло!.. Я скинула просторный капюшон, и упавшие волосы защекотали разрумянившиеся на морозе щеки.
— Довезите, пожалуйста, до «Детского мира»! — попросила я, заливаясь безудержным смехом.
Водитель подозрительно глянул на меня в зеркало. Наверно, он подумал, что я накурилась травки.
Но сдержать смех, который уже граничил с истерикой, я не могла.
— Вот, попей чайку горяченького, — произнес мужчина сочувственно и протянул мне через плечо термос. Я глотнула ароматного чаю с лимоном и ванилью и немного успокоилась.
— В баре работаешь? — вступил в беседу шофер, везя меня витиеватыми заброшенными улочками.
— Нет, — ответила я после паузы.
Будучи вполне уверена, что говорю правду.
Ведь я уже не работаю в баре.
За окном замелькали низкие дома, ряды афиш на стендах, полупустые остановки, на которых, переминаясь с ноги на ногу, жались редкие граждане.
С большим наслаждением я сделала еще пару глоточков чая.
Так, деньги у меня пока есть… Полушубок и сапоги куплены… Со дня на день ожидается прибытие из Новосибирска Мстислава Ярополковича… Проживем!
И смех, звонкий, как несколько звучащих вместе высоких колокольчиков, вновь пролетел над уютным салоном легковушки.
…А как же тот, второй?..
Эта мысль ударила как обухом, и самый последний смешок вдруг резко оборвался, и мне показалось, что он жалобно повис над головой мужика в куньей шапке.
Тот, второй, который остался в баре?.. Он теперь один.
Перед глазами вновь возник полумрак небольшого зала, и фраза, простая и страшная, кольнула в самое сердце.
«Поодиночке им не спастись…»
Он (или она), наверно, не знает ни о нелюдях, ни о Насте, ни о том, что ему (или ей) уже не спастись.
Ни о том, что близок срок…
А я еду домой, в свою теплую огромную квартиру, лишив этого единственного человека шанса на спасение…
Дыхание внезапно стало резким и тяжелым. Смех провалился глубоко внутрь, губы стянулись в нитку.
Его жизнь зависит сейчас только от меня.
Краски пробуждающегося за окном дня мгновенно потускнели.
Я глотнула еще чаю, и из моего сжатого рта вывалилась жесткая отрывистая фраза:
— Отвезите меня назад.
И, не дав мужику вымолвить ни слова, я сунула ему прямо к носу купюру в пятьсот рублей. Тот поперхнулся «Явой» и снова посмотрел на меня в зеркало диким взглядом.
В этот момент в окне показался величественный «Детский мир», из-за угла которого маняще выглянул краешек моего дома.
Закусив нижнюю губу, я отвернулась в противоположную сторону и закрыла глаза.
И только почувствовала, как скользит машина, разворачиваясь на льду.
«Не надо возвращаться, — шепнул мне кто-то, сидящий внутри, — пожалуйста, не надо!..»
Но чей-то горький одинокий образ звал меня назад и словно молил: «Не покидай меня!..»
Кто же ты?..
…
Когда машина вновь очутилась у кромки леса, из-за которой выглядывала знакомая избенка, уже рассветало. Края небес подернулись нежной серой дымкой, луна угасла, и на смену ей вышло розовое морозное солнце.
Не взглянув на водителя, я положила на сиденье термос и вышла из машины.
И по хрустящему снегу двинулась к бару, тонущему в рассветных солнечных лучах.
На сердце, не давая дышать, лежала тяжелая каменная глыба. Я брела по расчищенной дворником тропинке, невольно замедляя шаг по мере приближения. Возле двери я вынула сигареты и начала курить — нервно, жадно, взахлеб.