Я уже облазила все ящики с ложками и вилками, все шкафчики с посудой, все кухонные столы, залезла даже в духовку, загремев сложенными в кучу сковородками… Ключа от кабинета директора нигде не обнаружилось. И в кармане халата, висящего на вешалке-крючке, его тоже нет…
Куда же Лидия Никитична его прячет?..
Я встала посреди кухни и осмотрелась.
Черт возьми, ну я же перерыла здесь буквально все!
Может, упустила что-нибудь? Какой-нибудь маленький ящичек?..
Снова я по очереди открыла все шкафчики и осмотрела в них каждый закоулок. Затем обшарила все полки, заглянула во все банки — результат отрицательный.
Очень расстроенная, я вылезла из-под плиты, потрясла головой, и с нее упал покрытый пылью ломтик жареной картошки.
Ладно, приходится с сожалением признать — сегодняшняя попытка прошла впустую.
Зато теперь я точно знаю, что во всех проверенных мною местах ключа нет. А вечером обязательно постараюсь проследить, куда Лидия Никитична его положит.
Держась за уставшую спину, я начала уборку кухни, и в голову опять полезли рассуждения.
Может ли этим единственным человеком быть Лидия Никитична?..
Толстенькая, как плюшечка, пожилая женщина. Одинокая.
«Вы все мне как родные — ты, Полинка, Лилечка да Танюшка… И Вовушка — все равно что внучек…» — пришли на память ее слова.
Из-под поварского белого колпака у нее выбиваются мелко вьющиеся темные с проседью волосы. Лицо вроде бы доброе. Речь напевная, льется, как ручей. Опять же, посочувствовала, когда мне было плохо…
По всем признакам похоже, что она — живой человек.
Но ведь и Полина тоже посочувствовала…
То, что исключить необходимо всех, кроме одного, являлось для меня непосильным условием. Если бы среди всего человеческого персонала затесался один нечеловек, я бы назначила им грубиянку Таню — и дело с концом!
А тут я терялась. Все люди как люди…
За дверью пробежали какие-то тихие быстрые шаги.
Бог мой! Опять!
Я не решилась подойти к двери. Вместо этого я застыла как вкопанная, с округлившимися глазами и шваброй в руке.
А вдруг оно сейчас заглянет сюда?..
И я увижу его и умру от разрыва сердца…
Внезапно я поняла, что дальнейшее нахождение в баре чревато сумасшествием и почувствовала сильную физическую потребность немедленно выбраться наверх.
Кое-как пробежав по полу шваброй, я создала слабую видимость вымытого пола и опрометью вылетела из кухни.
Совершенно забыв о том, что собиралась осмотреть загадочную винтовую лестницу.
Запыхавшись, вбежала в каморку, скинула халат, надела полушубок и пулей вылетела на улицу.
Белый день обдал меня своей холодной свежестью.
Некоторое время я не могла ею надышаться.
А потом, даже не покурив, побежала к дороге и тут же прыгнула в подъехавшую попутку, чувствуя, как прибывают силы по мере отдаления от бара.
Наконец, опять показался «Детский мир», за ним мой дом, и я бегом побежала на свой высокий этаж, будто убегая от призраков из леса.
Будто за мной гнались мои жуткие подозрения.
Не раздеваясь, я упала на широкую кровать и включила радио.
«Овен. Сегодня вы проявите себя надежной опорой человеку, попавшему в тяжелую ситуацию. Вам придется поступиться собственными интересами, но не расстраивайтесь — помощь вернется к вам сторицей…» — вещал гороскоп, но я его не слушала.
Я поняла, что забыла сделать одну вещь.
Проверить перед тем, как уйти и запереть дверь, Вовкину куртку.
И теперь я никогда не узнаю, не исчезла ли она перед моим уходом?
И были ли те шаги его шагами?..
Или чьими-то еще?..
Внезапно навалилась неимоверная усталость. Я не заметила, как глаза мои сомкнулись, и наступил уносящий прочь от всех сомнений и тревог сон.
ГЛАВА 24
Вечером как ни в чем не бывало я толкнула дверь бара, нацепила на лицо маску дружелюбия и спокойно спустилась по лестнице.
Сейчас я увижу Вовкины глаза.
Подходя к последней ступеньке, которая выводила непосредственно к стойке бара, я ощутила, как опять начинает колотиться сердце. Пришлось остановиться и постоять несколько секунд, пока стук его немного замедлился.
Наконец, почувствовав, что могу относительно владеть собой, я вышла на эту ступеньку и сразу увидела Вовку.
Он, как обычно, стоял за стойкой и наливал что-то посетителю в армяке.
Этот армяк внезапно переключил мое внимание на себя.
«Киностудия «Мосфильм» кино снимает по Бунину или Тургеневу…», — вспомнилось пояснение Лильки и ее заливистый смех.
Цепь событий, произошедших с тех пор, неожиданно заставила увидеть совершенно иную картину.
Никакой массовки не существует, — вдруг поняла я.
Будто прозрела.
Просто они из совсем другого времени.
Из того, в котором умерли.
Озарение пришло мгновенно, и я едва успела с ним справиться перед тем как поймать, наконец, на себе взгляд бармена.
— Привет.
— Привет.
Обычный голос. Обычный взгляд.
Из-за сцены вышла Лилька — как всегда взъерошенная, в майке-алкашке и лосинах. В руке она держала незажженную сигарету.
— Надеюсь, не забыли, братцы-кролики, что завтра грандиозная попойка? Сейчас придет Иван Ильич, и направим к нему делегацию!
Она пристально посмотрела на меня. Я стоически выдержала взгляд.
— Покурим?
— Покурим, — согласилась я, мелко дрожа под полушубком.