Бар на окраине

…Но вот уже нет никакой тропы, а под ногами вновь ровный пол, устланный линолеумом древесной расцветки. И голоса тоже нет — он будто истаял в воздухе — прозрачном и свежем… Я взглянула на цветы — они спокойно стоят в своих горшках…

И, пожалуй, я не полью их сегодня…

Стараясь не смотреть на цветы, я потащила по полу швабру, ощущая спиной их ледяные взгляды, как шипами, пронзающие спину.

Вымыв жуткий кабинет, я вышла в коридор и перевела дух. Лоб покрылся испариной.

Время… время…

Без одной минуты десять…

Вдалеке послышались шаги Ивана Ильича. Они показались тяжелыми и зловещими. На миг мне почудилось, что лестница вздрогнула, резные перила качнулись наружу, а лампочка над дверью кабинета подмигнула тусклым огоньком, как ослепшим глазом.

Я тихо зашла за поворот, откуда была видна сцена.

И увидела, как присаживаются за столик первые посетители.

Бар открылся.

ГЛАВА 59

Внезапно за спиной раздался тихий шелест.

Я застыла на месте.

Потом медленно повернула голову…

И увидела, как, мелькнув, исчезает за углом подол длинного струящегося черно-желтого платья.

Кто это?

И как эта женщина прошмыгнула мимо меня?.. Ведь, прежде чем исчезнуть за углом, она должна была пройти мне навстречу…

Я в смятении заглянула за угол, но увидела лишь тусклый коридор, дверь кабинета и лампочку над ней.

Неверными шагами подошла к кабинету и прислонила глаз к замочной скважине.

Статная женщина довольно высокого роста стояла перед столом директора ко мне спиной и резко жестикулировала.

До моих ушей донеслись обрывки ее речи, но слов разобрать было невозможно. Наконец, женщина обернулась.

Марианна!

Марианна, но какая!

Ни седины — каштановые волосы убраны в строгую высокую прическу, — ни мешков под глазами: наоборот, они сверкают, как алмазы! На белых, точно фарфоровых, щеках — нежный румянец. Почти до шеи спускаются серьги — длинные цепи с крупными опалами на концах. Вот из широкого шелкового рукава выскользнула изящная рука, зазвенев браслетами, и положила что-то на стол. Марианна двинулась к двери. Я ринулась под лестницу, в скрывающую темноту.

Дверь открылась, и из нее хлынула пустота и легкий ветер. Он коснулся моих колен, будто погладил их мягким языком, и унесся за поворот.

Без чьего-либо участия дверь захлопнулась, и я увидела, как ускользает за углом летящий шлейф желто-черного платья.

В ту же секунду бар содрогнулся от мощных аккордов на сцене — Лилька начала свою рождественскую программу.

Я миновала коридор и зашла в подсобку, из которой неудачно наблюдала за посетителем в шляпе.

Здесь нужно переодеться.

Я скинула растоптанные туфли на каблуке и начала натягивать бесшумные спортивные тапочки.

Душа внутри тела тряслась, как под током.

Одна из стен комнаты, в которой я находилась, граничила со стойкой, и очень хорошо был слышен голос певицы, выводивший лирическую рождественскую балладу. Я прислонилась к ней, чтобы было удобней обуваться. В кармане что-то легонько хрустнуло.

Мешочек с бабушкиным оберегом!

Пожалуй, уже пора его надевать.

Я сунула руку в карман и сжала мешочек в руках. Неожиданно центр комнаты осветился. Даже вечно темные, страшные углы, куда никогда не доходил свет, высветили свои кривые контуры.

Все еще держа мешочек в кармане, я потянула тесьму, расширяя его горлышко…

«…с каждой минутой эта вещь теряет силу…»

Я отдернула руку.

Нет, пожалуй, еще рано.

Чтобы не поддаться искушению, я бросила талисман в маленькую сумку, прикрепленную под халатом к поясу джинсов.

Каморка вновь потемнела; свет еле чадящей лампочки оборвался возле углов, оставив их спрятанными в беспросветной черноте.

В самом дальнем углу шевельнулась какая-то смутная тень…

Я распахнула дверь и вместе со шваброй и ведром очутилась в переходе.

И попала в объятия полной и теплой поварихи.

Она была в строгом костюме — длинная прямая юбка и пиджак. Вечного поварского колпака на Лидии Никитичне не было, а кучерявые волосы пахли каким-то пряным ароматом.

И она как будто тоже помолодела.

— Скоро начинаем, — шепнула она и резво, как будто ей было двадцать лет, побежала по лестнице в кухню.

«Ужас, — подумала я, напряженно проталкивая воздух внутрь себя, — я никогда его не узнаю. Как же можно его узнать?..»

Скоро начинаем…

За то время, пока я занималась имитацией уборки, духота усилилась.

Я краем глаза посмотрела в зал, и у меня даже сердце захолонуло — он был переполнен! Все столы были сдвинуты и набиты битком. Посетители, тесно прижавшись друг к другу, о чем-то оживленно разговаривали громкими, возбужденными голосами. Раздавался звон бокалов, дикий гогот и пьяные выкрики.

За одним из столов было несколько пустых мест.

«Для персонала», — догадалась я.

Для нас.

Из-за поворота с добродушной миной вышел Иван Ильич.

Увидев меня, он широко улыбнулся.

Как бы я хотела, чтобы эта улыбка оказалась искренней!..

Но этого быть не могло.

— Арина, ты умница, — произнес он, приобняв меня за талию. — И больше тереть ничего не нужно — все и так блестит. Немедленно снимай рабочую одежду — и за стол.