Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

Фаберовский не привык чувствовать себя дичью, за которой охотятся, и смог вытерпеть слежку всего два дня после визита Артемия Ивановича. Наконец, не выдержав, он послал Розмари на почту отослать Владимирову телеграмму с просьбой приехать вечером на Эбби-роуд.

– Я вынужден прибегнуть к помощи пана Артемия, – сказал он Владимирову. – Эти соглядатаи портят мне кровь. В конечном счете не я, а пан собирается наставлять рога доктору и поэтому я имею полное моральное право отлупить его шпионов.

– Отлупить – это можно, – охотно согласился Артемий Иванович, подходя к фотографии Фаберовского-старшего и почтительно стирая с нее пыль рукавом.

– Наперво надо мерзавца поймать. Когда вчера перед сном я пробовал выйти и настигнуть его, он успел отойти на достаточное расстояние, чтобы скрыться в случае опасности и при том наблюдать меня, коли таковой не последует. Мне же надо изловить его, чтобы достоверно дознаться, кем он нанят.

– И как вы предлагаете это сделать?

– Пан выйдет с дому и, дойдя до ближайшего перекрестка – с Аберкорн-плейс, – свернет за угол. Я встану у ярко освещенного окна, чтобы меня было видно, и буду незаметно наблюдать улицу. Подождав за углом минут пять, пан выйдет опять на Эбби-роуд и медленно пойдет до соглядатая, не привлекая его внимания. Как только я увижу пана, я возьму чайник, подойду к окну и так, чтобы шпион то хорошо видел, налью себе чай. Потом, поставив чашку на стол, я сбегу по лестнице и буду ждать у калитки. Проходя мимо, пан набросится на него, я выскочу на помощь и мы вместе втащим его ко мне во двор. Только осторожно, убедитесь, что на улице никого нет.

Следуя плану Фаберовского, Артемий Иванович покинул дом и вышел на улицу. Отойдя подальше от калитки и стараясь не глядеть на человека, стоявшего напротив окон Фаберовского, он задрал голову. В светлом прямоугольнике окна был хорошо виден сутулый силуэт. На лицо Артемия Ивановича упали несколько капель дождя. Он недовольно поморщился и поспешил за угол, чтобы поскорее сделать дело и вернуться обратно в теплую и сухую гостиную. Подождав некоторое время за углом и вытягивая то и дело перед собой руку, на которую неизменно падали по несколько капель небесной влаги, Владимиров решил, что уже пора, и, вывернув на Эбби-роуд, решительным шагом направился к соглядатаю. Он был так похож на носорога, который, нагнув голову и выставив рог, идет вперед, ничего не видя, не слыша и почти ничего не соображая, что соглядатай с опаской уставился на него и попятился.

Тут Владимиров кинулся на шпиона и они, сцепившись, покатились на землю. Человек боднул головой Артемия Ивановича под вздох и, когда тот разжал руки, бросился бежать. Владимиров встал на четвереньки, чтобы отдышаться, и увидел, как из калитки выскочил Фаберовский с чайником в руках.

– Что же пан сделал! – яростно закричал поляк. – Я же говорил: подходите медленно!

Он размахнулся и метнул чайник вослед убегавшему шпиону. Ударившись о его спину, чайник потерял крышку и выплюнул на незадачливого соглядатая кипяток. Шпион завизжал от боли. Этот визг, огласивший пустынную Эбби-роуд, подстегнул Артемия Ивановича. Он вскочил на ноги и, настигнув верещавшего бродягу, сбил его ударом головы в зад. Наверное, он вовсе убил бы горе-шпиона, не подоспей Фаберовский и не прекрати человекоубийство. Подхватив бродягу за руки, за ноги, они втащили его в дом Фаберовского и заволокли в гостиную.

Соглядатай больше не верещал. Он был грязен, вонюч и лишь тяжело пыхтел, выпучивая глаза, но не мог ни слова сказать.

– Дайте ему коньяку, – велел Фаберовский.

– Может, лучше в морду? – усомнился в действенности предложенного метода лечения Артемий Иванович.

– Пан мыслит, что то поможет?

– Поможет, поможет, – уверенно сказал Владимиров. – На Фонтанке и не таким языки развязывали!

– Ну, тогда пану и карты в руки.

Для начала Артемий Иванович схватил бродягу за воротник и затряс его как грушу, придавая правильное положение голове ударами кулака, но вскоре по просьбе Фаберовского сей метод воздействия пришлось прекратить, потому что из бродяги дождем посыпались на пол вши.

Тогда Владимиров предложил применить более тонкий способ, заключавшийся в охаживании бродяги кочергой и выкручивании конечностей. Однако поляк решительно воспротивился, опасаясь судебного преследования за негуманное обращение с наиболее часто избиваемыми представителями человечества.

– Давайте тогда разожжем камин, а затем посадим его голым задом на каминную решетку, – сказал Артемий Иванович. В нем проснулся Великий Инквизитор.

– Вот то уже цивилизованный метод, – сказал Фаберовский и, разложив лучины, стал раздувать их небольшим мехом.

Когда огонь разгорелся, бродяга заволновался. Он еще больше выпучил глаза и замотал головой, издавая нечленораздельные звуки. А когда Артемий Иванович отгреб угли кочергой в сторону и сграбастал его в охапку, чтобы отнести к камину, заорал истошным голосом:

– Дайте мне пять фунтов, и я сам все скажу!

– Шиллинг, – сказал Фаберовский. – Или в камин.

– Да, да! Я скажу, я все скажу!

– Для чего ты каждую ночь следишь за моим домом?