Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

– А теперь сиди четыре часа! – наставительно сказал Фаберовский.

Старик тихо ойкнул, но ослушаться не посмел. Зато, увидев себя в зеркале, когда истек положенный срок, ирландец приосанился и остался доволен. Итог всему подвел Артемий Иванович:

– Ну надо же, как изменился! Жид жидом. Теперь и ермолку носить не грех.

Прежде чем отпустить Даффи с Конроем на все четыре стороны, Фаберовский сказал ирландцам:

– Надеюсь, урок Брейди-стрит пойдет вам на пользу и вы, поселяясь, не повторите предыдущей ошибки.

– Мы даже знаем место, – сообщил Даффи. – Это на Виндзор-стрит, позади складов от доков Святой Екатерины.

– Запомните, джентльмены, где бы вы не поселились, вам не стоит ходить ни в сторону Брейди-стрит, ни вообще в тот конец, где вас многие могут узнать.

– Но босс, нам нужно взять белье у мистера Крисмаса! – возразил Даффи. – Ведь нам из-за Гурина ходить не в чем!

– Считайте, что я посадил вас в карцер.

Глава 40

23 сентября, в воскресенье

Расставшись с Фаберовским, Продеус решает выследить Артемия Ивановича сам. Он поселяется на Бетти-стрит, рядом с клубом, чтобы иметь возможность следить за клубом, и на следующий день заявляется в клуб, где его сразу узнает Шабсельс. Он вынужден ретироваться. Он стал завсегдатаем «Красного льва» и забыл про слежку. Опомнился он только после двойного убийства. И это свело его с ума (временная форма белой горячки). Он понял, что Рачковский убьет его по возвращении за то, что он не предотвратил новых убийств. Его везут в сумасшедший дом.

Рид, Годли и Энрайт устраивают проверку Брейди-стрит и находят дом, где проживали подходящие под приметы ирландцы, посещают затем Васильева, но тот, испуганный арестом, сообщил Сандерзу, что прекращает на некоторое время абортарий. В доме все чисто и цивильно – Фаберовский с Артемием Ивановичем уже уехали, – Васильев отпирается, что он всего лишь мыл в мастерской после работы лабораторную посуду.

Полиция оставляет констебля следить за домом. Васильев это знает, поэтому абортарий продолжает оставаться закрытым.

По пути к Васильеву Рида, Годли и Энрайта встречает репортер из «Эхо» и из невнятных ответов полицейский составляет свое представление о том, что происходит.

«Эхо» пишет: «Инспектор Рид, детектив-сержант Энрайт, сержант Годли и другие отрабатывают слабую нить, данную “Жемчужной Пол”. Из того, что было собрано из ее и других утверждений, данных Элизабет Аллен и Элизой Купер из № 35, Дорсет-стрит, Спитлфилдз, некоторые из властей имеют причину подозревать человека, на самом деле живущего недалеко от Бакс-роу. В настоящее время против него, однако, имеется только подозрение».

Особый отдел является в клуб и производит допрос Дымшица. Дымшиц от всего отрекается незнанием, валит все на Курашкина. Отрицает, что знаком с кем-либо из мастерской, сообщает приметы, прямо противоположные приметам Владимирова – джентльмена, которого он видел с ним при арендовании мастерской. Говорит, что когда на его имя снимали мастерскую, он не знал о противозаконных операциях, которые в ней будут производить, что его и внутрь даже ни разу не пустили.

В Особом отделе решают, что необходимо установить наблюдение за домом Тамулти (на Уайтчепл-роуд, этим занимается Эвенчик) и за клубом (Курашкин), что может привести к обнаружению ирландцев. Хозяйка дома на Уайтчепл-роуд в ужасе: утром от ее квартиранта приходили два человека и забрали его вещи (с письмом от Тамулти).

Ирландцы находят местечко на Виндзор-стрит, а затем перевозят оттуда из дома Тамулти динамит.

Письмо Рачковского о том, что Монро в бешенстве. Монро считает, что Потрошитель сам по себе, а они ничего не делают. Требует сделать что-нибудь по-человечески. Привести Васильева, за руку держать, все оформить самым тщательным образом. Монро требует, чтобы убитый был мужским агентом.

Сладкий мой, ты срамишь меня и всю державу русскую.

Глава 41

24 сентября, в понедельник

Целую неделю детектив-сержанты Годли и Энрайт трудились не покладая рук, опрашивали всех жителей близлежащих к Бакс-роу улиц. Как всегда, никто ничего не знал и не видел, а те, кого детективы уже опрашивали после убийства Мэри Николз, нагло издевались над ними, понося как самих сыщиков, так и всю полицию вместе взятую. Но все равно сержант Годли каждое утро исправно приезжал в участок на Коммершл-стрит к инспектору Риду и они составляли план на ближайший день, прикалывая к карте на стене булавки с флажками на те дома, которые были опрошены накануне. Потом Годли возвращался к себе в Бетнал-Грин, они с Энрайтом делили, кто куда идет, и для них начинался очередной день, наполненный с утра до вечера бессмысленными допросами.

В понедельник утром Годли в очередной раз пришел в Эйч-дивизион к инспектору Риду и у входа в участок заметил маленького нервного человека, журналиста из газеты «Эхо», которому сержанту уже приходилось как-то давать интервью.

– Сержант Годли! – радостно воскликнул он, заметив детектива. – Скажите, что нового в расследовании убийств?