Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

– Неужели, господин Фаберовский, вы поднимете на меня свою руку?

– И руку, и ногу, и палку – церемониться не стану. Пан сам понимает: приказ есть приказ. Мне еще отчет писать придется.

– Так с утра все было хорошо, – сказал Артемий Иванович, – и вот на тебе… А зачем вам деньги?

– За мастерскую может быть папа Римский платить будет? Сейчас подрядчик придет, надо, чтобы он помещение на свое имя снимал и платил сам.

– Хорошо, я из своих рук отдам деньги Дымшицу.

– А остальные деньги?

– У меня их с собою нет. Они в гостинице, в сейфе. Понадежнее, чем у вас с вашей дверью сзади!

Явление Дымшица прервало их препирательства. Управляющий клубом был красным от бешенства. Его новый слуга, Шабсельс, оказался не приспособленным не только для утихомиривания мадам Дымшиц, но даже для чистки ватерклозетов, и каждый день Дымшицу приходилось начинать с подробного инструктажа и наглядного показа на примере одной из имевшихся в наличии ретирад.

– Послушайте, Дымшиц, – нехотя сказал Артемий Иванович. – Вот вам деньги, вы должны будете заплатить их сейчас за помещение.

Вид четырех новеньких пятифунтовых банкнот мгновенно изменил настроение управляющего.

– Сию минуту обделаем ваш гешефт, товарищ Гурин! – взбодрился Дымшиц и трепетно спрятал банкноты за подкладку картуза.

Тут он обратил внимание на поляка, к которому Келли, допив остатки пива, стала приставать уже более настырно. Теперь поляку приходилось выдирать ее руки откуда-то из-под стола.

– Сэр, я вижу, что вам с вашей невестой нужны обручальные кольца. Их есть у меня как раз две отменнейшие штуки.

Дымшиц достал из кармана два медных кольца.

Келли с готовностью протянула к Дымшицу правую руку с выставленным безымянным пальцем. Фаберовский перехватил ее за запястье, а ирландка, приняв спьяну это за несомненный знак внимания, развернулась вместе с табуреткой и повисла у поляка на шее, пытаясь его облобызать.

– Так вот вам зачем нужны казенные деньги! – расцвел Артемий Иванович.

– Да отстанешь ли ты, дура! – взревел поляк, и после нескольких безуспешных попыток освободиться от объятий пьяной ирландки, схватил ее за горло. Келли в испуге ослабила хватку, и когда Фаберовский отпустил ее, истошно заверещала «Караул, убивают»!

Тотчас из-за стойки выскочил хозяин пивной и вместе с половым первым делом сграбастали Дымшица как человека, известного всей Бернер-стрит за отъявленного дебошира.

– Я тут ни при чем, мистер Хагенс! – успел крикнуть управляющий клубом, прежде чем вылетел на улицу, собственным телом распахнув дверь.

Вслед за Дымшицем взашей были вытолканы и все остальные.

– Еще раз придете скандалить – вызову полицию! – крикнул им вслед Хагенс.

– Ты меня хочешь бросить, – загундосила Келли, стоя рядом с поляком. – На что я теперь буду жить?

«Хорошо что пан Артемий не понимает английский, – подумал Фаберовский. – Ему было бы, что комментировать».

– Нам пора идти, – объявил он Артемию Ивановичу с Дымшицем и большими шагами направился в сторону церкви Св. Марии, башня которой торчала над крышами домов. За ним, быстро семеня ногами, поспешили оба гешефтмахера и Келли, которая сменяла плаксивые причитания отборной руганью и дурацкими сентиментальными песенками.

Незадолго до четырех они подошли к церкви Сент-Мери-Матфелон и встали у прохода в каменной ограде. Тамулти с ирландцами явился ровно в четыре, когда забили огромные часы на башне. Оба они были насуплены и сердиты, и все время прятались за спину доктора, чтобы не вступать ни в какие разговоры с Артемием Ивановичем.

– Сейчас мы пойдем осматривать помещение под мастерскую, – сказал поляк. – Оно тут, рядом, во дворе Восточно-Лондонского театра.

Он повернулся, чтобы показать дорогу, но тут ему на шею опять бросилась Келли, заливаясь пьяными слезами и ласково называя его по-русски «драной сюкой». Под ехидные замечания Артемия Ивановича и неодобрительное ворчание Тамулти насчет того, что он сделал бы с этой коровой, будь на то его воля, Фаберовский был вынужден сдать Келли на руки подоспевшему констеблю и тот повел ее в часть на Леман-стрит, чтобы потом представить перед Темзенским судом магистратов по обвинению в приставании к мужчинам на улице.

Слабые попытки поляка оправдаться тем, что он эту Келли и знать не знает, были с торжеством парированы Артемием Ивановичем:

– А что же вы тогда, Фаберовский, мне ее утром сватали, если не знаете? И после этого вы хотите, чтобы я доверил вам казенные суммы?! Дымшиц, Дымшиц, это была шутка!

У Артемия Ивановича затряслись руки, когда он увидел, как при словах о «казенных суммах» полезли вверх густые брови управляющего клубом.

– Ну взгляните на меня, да кто мне, такому дураку, казенные суммы доверит?

И на всякий случай Владимиров показал Дымшицу язык и звучно поболтал им во рту.