Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

– Ха! – обрадовался доктор Смит. – Я еще не все вам сказал, мистер Фейберовский. В таком состоянии он может в своем бреду дойти даже до убийства или самоубийства.

– Что же делать? – спросил Фаберовский и оглянулся на Васильева, который сидел на стуле посреди гостиной в засученных штанах, положив ногу на ногу, и умиротворенно дремал.

– Я могу прописать ему бром, – сказал доктор Смит, – но его все равно следует наблюдать, в том числе и ночью, иначе в один прекрасный момент он может сам себя изувечить, не говоря уже о других. Но он все равно кончит слабоумием, мистер Фейберовский. Мой вам совет: лучше избавьтесь от него сейчас, пока не поздно.

– Так. Я, конечно, могу пополнить им число ваших пациентов. Но то будет совсем не по-христиански с моей стороны.

– А заставлять старого человека бесплатно осматривать больного – по-христиански? Да я за простую свинку получаю не меньше полгинеи, а тут не заработаю даже фартинга! – в сердцах доктор Смит обрушил молоток на колено дремавшего Васильева.

Лицо фельдшера исказилось от боли, змеиным движением он рванулся вперед и впился мертвой хваткой доктору в руку, отчего молоток выпал из разжатых пальцев. Заверещав, Смит вскочил и сухим старческим кулачком стал стучать пациенту в лоб, извиваясь от боли.

– Не стучитесь, там все равно никого нет, – сказал Фаберовский, глядя на окровавленную руку Смита и безумные глаза Васильева, который не мог разжать челюсти. – Сейчас я вас освобожу, хотя едва ли потомки будут благодарить меня за это.

– Разожмите ему челюсти ножом! – визжал на весь дом доктор, не переставая лупить фельдшера.

– Это опасно, – заметил Фаберовский, подходя к камину, в котором пылали раскаленные угли. – Во-первых, это негигиенично, во-вторых, я могу порезать ему язык, в-третьих, ненароком можно ампутировать вам руку. В конце концов, это просто старомодно. Я ведаю самый новый метод освобождения докторов из зубов пациентов.

И поляк взял бронзовые каминные щипцы.

– Нет! – истошно закричал Смит и забился в зубах у фельдшера.

Фаберовский быстрым шагом подошел к Васильеву и каминными щипцами зажал ему нос, так что фельдшеру нечем стало дышать, он стал хватать ртом воздух, и доктор получил свободу. Бросив молоток в саквояж, доктор Смит с проклятьями покинул дом, а поляк, вытерев Васильеву платком перепачканный в крови рот, посадил его в кэб и повез фельдшера обратно в Вулворт.

– Боже, что это? – в изумлении спросил Артемий Иванович, отрываясь от блюдца с чаем, когда Фаберовский ввел в дверь фельдшера, лицо которого было покрыто багрово-желтыми кровоподтеками, правый глаз заплыл, а нос посинел.

– Коленька! – пронзительно закричала Дарья, бросаясь к Васильеву. – Что они с тобой сделали?!

– Пани Дарья! – окликнул ее Фаберовский, снимая пальто. – Запытайте у него о том, что он сделал с почтенным доктором Смитом.

– Как?! – воскликнул Владимиров. – Так вы возили его к доктору Смиту? Как поживает его супруга?

– Я не видел миссис Смит. А этот урод чуть не откусил доктору руку. Я едва смог разжать ему челюсти.

– Дарья Семеновна, помнишь, в Петергофе был такой фонтан? – спросил Владимиров. – Самсон, раздирающий пасть льву.

– Я зажал ему нос каминными щипцами и тем только и спас доктора от неминуемого увечья, – сказал поляк.

– Раскаленными на углях? – восторженным голосом инквизитора-подпаска спросил Артемий Иванович.

– И надо бы, так некогда было, – Фаберовский подошел к буфету и выдвинул верхний ящик. – Дарья, ты имеешь в доме острые предметы?

– Есть, знамо. Вилки там, ножи… Вот такой есть, – Дарья отстранила поляка и достала из ящика уже знакомый Владимирову нож.

– Так ты их всех спрячь да на ключ замкни.

– Это еще зачем?

– Я не шучу, пани. Доктор говорит, что у нашего Николая тяжелая хвороба, которая может довести его во время приступа даже до убийства, о чем он будет всю жизнь жалеть. Не делай ему плохо, замкни все в недоступное для него место.

Дарья с вызовом собрала все вилки и ножи и заперла в буфет.

На обратном пути, после объявления суммы за лечение, Фаберовский с Васильевым заезжают к Шапиро, которую он просит пристроить фельдшера к какой-нибудь работе.

Васильев знакомится с Эддоуз, ночевавшей в помещении для тележек в д. 26 в Миллерс-корте, и дает ей визитную карточку Фрэнка Катера. Шапиро помогает устроить Васильева в цирюльню, где он срезает мозоли и бородавки.

Васильев ходит на работу по Виадук-стрит и Брейди-стрит рядом с Восточно-Лондонским театром.

* * *

Из Вулворта Владимиров и Фаберовский поехали в Уайтчепл по подземной железной дороге. С Уайтчеплской станции они свернули не к знакомому уже им по коронерскому дознанию Институту Рабочих Парней, а направо и затем в узкий проулок на мостик через пути подземки, по которому Фаберовский вывел Артемия Ивановича на шедшую параллельно Уайтчепл-роуд улицу прямо к большому четырехэтажному зданию школьного вида с широкими окнами.

– Гимназия! – обрадовался Артемий Иванович, указав на него, и тут же погрустнел. – Не годится место. Скажут – детишки балуются.