Барабаны осени

— Обещаешь ли ты донести до этого дитя Заветы Божии и вырастить его в вере христианской?

Индейцы слаженно кивали в ответ.

— Oui, certainement. Je le promets. Да, конечно. Обещаю.

Наконец ребенок очутился у Джейми.

— Кто Господь твой и Спаситель?

— Иисус Христос, — не задумываясь, ответил тот, и ребенка передали мне.

— Уповаешь ли на волю Его?

Я вгляделась в милое невинное личико и твердо ответила:

— Да.

Роджер забрал у меня ребенка, отдал его бабушке, а сам окунул можжевеловую веточку в чашу с водой и сбрызнул младенцу голову.

— Я крещу тебя…

Он замолк и панически уставился на меня.

— Это девочка, — подсказала я, и он, кивнув, снова взмахнул веточкой.

— Я крещу тебя, Александра, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

После того как крещеные индейцы ушли, нас больше никто не тревожил, только один воин принес немного дров и еды, но все вопросы Джейми он пропустил мимо ушей.

— Как думаете, нас убьют? — поинтересовался вдруг Роджер. Он дернул уголком губ в слабой попытке улыбнуться. — По крайней мере, меня? Вы-то, похоже, в безопасности.

Говорил он совсем безразлично. Судя по черным теням под глазами, Роджер безмерно устал бояться.

— Они нас не тронут.

Я запустила руку в спутанные волосы, тоже чувствуя себя вконец вымотанной: в конце концов, я не спала уже почти двое суток.

— Не успела рассказать. Прошлой ночью я была в доме Тевактеньон. Там собирался совет матерей. Они что-то обсуждали и долго спорили. Что именно — не знаю, мне, конечно же, никто не переводил. Однако в самом конце, прежде чем меня отвели к вам, одна девушка, говорившая по-английски, вкратце пересказала самое важное. Дело в том, что молодые воины нашли наш тайник с виски и начали пить. Женщины не стали вмешиваться: они решили, что сделка уже заключена. Однако спьяну мужчины что-то не поделили, как раз перед казнью священника. Завязалась потасовка… и пошло-поехало.

Я с силой потерла лицо ладонями, чтобы прояснить мысли и завершить рассказ.

— Во время драки одного из мужчин убили. — Я посмотрела на Роджера. — Они решили, что виноват ты. Это так?

Он покачал головой, от усталости опуская плечи.

— Не знаю. Может, и я… Чего они хотят?

— Еще не решили. Им пришлось обратиться за помощью к совету, но шаман пока ничего не сказал. — Я глубоко вздохнула. — Вряд ли тебя убьют, потому что они уже забрали виски, а оно было ценой за твою жизнь. Вот только… если индейцы не могут отомстить за гибель своего сородича, обычно они требуют, чтобы кто-то из врагов занял его место в племени.

От потрясения Роджер аж задохнулся.

— Занял его место? Они хотят, чтобы я остался?

— Не обязательно ты, кто-то из нас. Точнее вас — я-то не воин и вряд ли им подойду.

Я пыталась улыбнуться, но лицо будто судорогой свело.

— Значит, я, — тихо ответил Джейми.

Роджер изумленно тряхнул головой.

— Ты сам сказал: прошлое нельзя изменить; ничего со мной не случится. Оставьте меня, я сбегу при первой же возможности и вернусь домой. — Он положил руку мне на плечо, обрывая мои протесты. — А вы с Иэном заберете Маккензи и доставите его к Брианне. В конце концов, вы двое сейчас ей нужнее.

Роджер начал было спорить, но я перебила:

— Ох, господи, избавь меня от этих упрямых тупоумных шотландцев!.. Ничего еще не решено! Я только рассказала, что думает совет матерей. Что толку спорить раньше времени! Лучше поговорим о другом, — сменила я тему, пытаясь их отвлечь. — Где Иэн?

Джейми нервно сглотнул.

— Не знаю. Надеюсь, спит в постели своей подружки.

Ночь прошла спокойно, хотя всем нам не спалось. Я дремала урывками, просыпаясь от каждого шороха, и снились мне на удивление яркие кошмары, полные крови и огня.

Ближе к полудню послышались голоса. Сердце у меня замерло, потому что один из них был нам знаком. Джейми вскочил прежде, чем сдвинулась шкура на двери.

— Иэн, это ты?!

— Да, дядюшка, я.

Говорил он как-то странно: неуверенно и будто запыхавшись. Иэн шагнул под луч света из дымового отверстия — и я выдохнула, словно меня с размаху пнули в живот.

Волосы на висках у него были сбриты, оставшиеся торчали густым гребнем и свисали на спину хвостом. В только что проколотом ухе висела серебряная серьга.

А на лице была свежая татуировка. Двойная изогнутая линия из темных пятнышек, покрытых корочкой запекшейся крови, бежала по скулам, чтобы встретиться у переносицы.

— Я… я ненадолго, дядя Джейми. — Иэн был бледным, но твердо стоял на ногах. — Они сказали, я могу попрощаться, только быстро.

Джейми смертельно побелел.

— Господи боже… Иэн! — прошептал он.

— Сегодня будет обряд, мне дадут новое имя. — Иэн прятал глаза. — Они сказали, после этого я стану индейцем, и мне уже нельзя будет говорить на другом языке. А ты-то, дядюшка, их наречие почти не знаешь… — криво усмехнулся он.

— Иэн, так нельзя!

— Можно. Уже все решено, дядя Джейми, — тихо сказал Иэн и перевел на меня взгляд. — Тетушка… Ты скажешь маме, что я всегда буду ее помнить? Папа и так, наверное, знает.

— Ох, Иэн…

Я прижала его к себе, а он нежно обнял меня в ответ.

— Утром можете уежать, — сказал он Джейми. — Вам не станут мешать.