Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

И все же в Италии они забывают обо всем на свете, кроме друг друга. Как лорд Байрон и Тереза, Жорж Санд и Мюссе, как миллионы других влюбленных. Они пили вино, учили итальянский, слушали Canzonette d’amore. Он смешно ревновал ее к красавчику-певцу, местному Фрэнку Синатре. Но поезд на всех парах уже выходил из тоннеля.

Дальше приведем две версии событий. Вот как видит их разрыв Барбара: “В Италии без своей дурацкой свиты Н. стал совсем другой, нежный, ранимый. Он сделал меня по-настоящему счастливой, но хотел, чтобы я доказала свою любовь и дала ему обещание не притрагиваться к пианино во время нашего путешествия. Я обещала. Мы вернулись в Париж, он хотел найти нам квартиру перед возвращением в Абиджан. Мы остановились пока в отеле на рю Жакоб, и я заметила там пианино, внизу, в салоне. На следующее утро, когда Н. еще оставался в номере, я спустилась вниз и открыла пианино, которое пахло клеем и старым войлоком. Я жадно потянулась к клавишам. Н. наблюдал. В этот момент я его потеряла. Он меня потерял”.

Месье Балле в своих воспоминаниях гораздо более многословен и пристрастен, поэтому воспроизведем канву событий. Квартира куплена – это апартаменты на седьмом этаже дома на рю Ремюза, 14. Три комнаты и балкон. На мой взгляд, лучший адрес Барбары в Париже! Дом постройки шестидесятых, но с огромными лоджиями, опоясывающими все этажи и выходящими на старые дома напротив и огромные платаны, словно обнимающие всю эту уютную, но с парижским шиком улицу. Она выходит прямо на Сену и знаменитый мост Мирабо, овеянный именем Аполлинера. “Я взял эту квартиру, я подписал, я влез в долги на десять лет, но она была наша! Мы поклялись друг другу, что не расстанемся, по крайней мере в течение того времени, что длится кредит. Но песочные часы нашей любви не оставили нам больше семи месяцев”.

Согласно его версии, во всем виноваты “душа номады” его возлюбленной и… еще один мужчина. Это художник и декоратор Люк Симон. Юбер сам пригласил его в Абиджан оформлять зал для кабаре, поселил у себя на вилле (вместе с Марком Шагалом, который тоже туда приехал на десять дней), и сам дал поручение зайти на Ремюза проведать Барбару и узнать, не слишком ли ей плохо и одиноко в Париже без него. “Где была моя голова, когда я отправлял Люка, красивого, соблазнительного как дьявол, поглощенного искусством и неотразимого в разговоре о нем, к своей Барбаре, я не могу сказать и через полвека. …В мае 1962 года как большой начальник я опять поселился в отеле «Лютеция», где тридцать месяцев тому назад все и начиналось. Но на этот раз в Париже я получил Люка Симона, который несколько превысил свои полномочия… впрочем, с одобрения дамы. Что через два часа и подтвердилось. Кто-то из троих должен был уйти”.

Что касается апартаментов на рю Ремюза: покупались они совместно, на чем, надо полагать, настояла Барбара. После разрыва он полностью выплатил свою долю и подарил ее Барбаре, квартира принадлежала ей еще долгое время – до смерти матери, которая со временем тоже переехала в этот дом (она снимала там студию). Люк Симон был хорошим художником и близким ее другом, рисовал ее, но, полагаю, сам того не подозревая, сыграл ту роль, которую они сами для него и придумали. Юбер – чтобы проверить серьезность чувств своей избранницы, Барбара – чтобы окончательно порвать с Юбером. Он с нескрываемой обидой напишет потом о ее песне “Пьер”: там речь о простом женском счастье у домашнего очага. Обида напрасная – если с кем-то в жизни она и испытала подобное, то с ним, Юбером, и ясно поняла, что это не ее путь. Умение слышать судьбу – еще один великий дар, которым природа награждает творцов.

А так – начало было положено. “Певица полуночи” совсем скоро станет поэтом и композитором.

Появляются песни

Без месье Юбера Балле – никуда, потому что первые песни, конечно, связаны с ним. В своих мемуарах он настаивает на соавторстве текстов и Tu ne te souviendras pas (“Ты не вспомнишь”), и Dis, quand reviendras-tu? (“Скажи, когда ты вернешься?”) – точно называя даты, обстоятельства, при которых они обменивались ставшими потом знаменитыми фразами. Он напрасно волновался: она и сама никогда не отрицала, что эти песни – разговор с ним. Начался он с характерной ноты: измученная постоянными расставаниями и дальними перелетами, однажды она сказала ему: “Берегись, Юбер, я не обладаю терпением и верностью жен моряков!” Так песня, припев которой на концертах всегда пел вместе с ней весь зал, родилась с самого последнего куплета. А начало было вполне лирическим: