Барби играет в куклы

А где же? чуть было не вырвалось у меня, но я смогла во время прикусить язык. Всё это было как-то ну грубо, что ли, и немного страшно. Хватит с меня Полковника, он тоже не сахар. И еще я испугалась, что Галоша снова придет ко мне вечером, в мою прекрасную тихую комнату и может быть даже захочет ночевать. И еще неизвестно, что я ляпну, случись очередной допрос. Нет, я тогда скажу, что Полковник не разрешит ей остаться, ни за что не разрешит. И я, между прочим, с ним в этом вопросе совершенно солидарна — не разрешит и правильно сделает. Но Галоша после школы ничего такого не предложила, просто довела меня до подъезда как всегда. И я понеслась к себе, даже не оглянувшись. И потом не разрешила себе посмотреть на эту сцену со стороны, "из зала", и к зеркалу в тот день вообще ни разу не подошла, и с Георгом не разговаривала. Но все равно на душе было паршиво.

Я перебирала цветные лоскутки, и мне казалось, что они сами льнут к рукам, мягкие и податливые как котята. Я то один, то другой прикладывала к Долли и… ничего. Она улыбалась своей вечной улыбкой, всегда и всем довольная. Чего-то в ней все-таки не хватало, вот только чего именно?

Мне особенно нравились тряпочки, напоминавшие лепестки каких-то ископаемых диковинных цветов — чтобы цвет был чуть размытым, а золотой блеск, если он есть, припорошен невидимой пыльцой. Ничего яркого и громкого. Долли такие цвета были совершенно не к лицу, она тускнела и съеживалась — того и гляди останется только имя. И как-то само собой получилось, что я принялась не за очередную обновку, а за тряпичную куклу. И даже позабыла про Долли, и про все позабыла.

У этой новенькой была длинная шея, длинные ноги, в общем, она очень сильно смахивала на жирафу. А почему лишь смахивала? Я взяла да и сшила Жирафу, нежно-золотистую, с огромными карими глазами. Правда, вот беда, Жирафа не хотела носить ничего другого кроме красного комбинезона, я помучилась с ней помучилась, да и уступила. Правильно сказала Бабтоня, когда её увидела: "У-у, красивая какая, и бедовая". Вот именно. Только зря я ей такие глазищи сделала, потому что бедовая Жирафа ухитрялась выглядеть еще и чуть-чуть беззащитной. Я посадила ее рядом с Долли, так и есть, улыбка Долли слегка поблекла, и вся она чуть-чуть полиняла. Ничего, сказала я ей, не всем же иметь ноги от подмышек. В нас с тобой тоже можно найти что-нибудь красивое. Если хорошенько поискать.

Но все равно эти две барышня сидели особняком. Не смотрелись они друг с другом и точка. Тогда я решила сшить Жирафе подружку, чтобы была под стать ей. Длинную шею я делать не стала, ноги тоже пришила покороче, пусть эта вторая будет вроде… ну не знаю кого. Насчет волос новенькой я уж постаралась вовсю — перерыла до основания волшебный сундук и еще дюжину пестрых мешочков, пока не обнаружился клубок золотисто-желтых с шелковым отливом ниток. Одним словом, подружка получилась очень даже симпатичная, с такой не стыдно дружить. Вот только имя никак пока не придумывалось, не называть же подружку Ксенией. Ладно, пусть будет Златовлаской, не скажешь, что очень оригинально, зато точно. Вот только характер Златовласки мне был как-то не очень понятен, я прямо и не знала, чего мне от нее ждать, а с виду вроде тихоня тихоней… А себя я тоже сшила. В виде кого? А коровы, очень-очень симпатичной, между прочим. Я посмотрела на неё, посмотрела и пришила к спине кружевные крылья. Всё-таки летающие коровы тоже бывают, я, по крайней мере, одну такую знаю.

Между прочим, Галоша уже третий день не появлялась в школе. Это было странно, уроки она практически не делала, но занятия так помногу не пропускала. Первые два дня я еще держалась, тем более класс гудел от новости — Усольцева из одиннадцатого "Б" беременна от одноклассника. Машка Зиновьева, мать которой преподавала физику, конечно, была "в курсах" и давала бесконечные интервью о дальнейшем развитии событий. Верочка Флеер сотоварищи от нее вообще не отходила, видно боялась пропустить какие-нибудь подробности.

Машка с придыханием в голосе цитировала, как не сломленный Никонов, непосредственный участник происшествия, на педсовете гордо сказал, что они не животные, чтобы скрывать свои чувства. Умирающая от любопытства аудитория одобрительно загудела — хорошо сказал, а приклеенная к плечу рассказчицы Верочкина голова громко судорожно вздохнула. Странно, подумала я, отчего-то в моем представлении все было как раз наоборот: именно животные совершенно не умели скрывать своих чувств, а у людей в дополнение к ним прилагались еще и мозги. Но о чем говорили такие вот мысли? Да только о том, что я абсолютно тупая в вопросах любви. Скажи я о своих сомнениях вслух, да меня бы просто с землей сравняли — эта толстая дура еще смеет рассуждать о чувствах!