Бард

Бедняга сержант едва не скончался на месте. Бросив на него косой взгляд, я видел, как у него сначала отвисла челюсть и выкатились из орбит глаза, затем лицо побагровело, и сержант начал воровато озираться по сторонам. Увидев что-то за воротами, в городке, бравый воин мертвенно побледнел и обратился ко мне с испуганным лицом:

– Эй, эй, бард, не ори так, не надо! – отчаянно зашептал сержант, но я сделал вид, что его не услышал, и продолжал вопить:

Не простая скотинка моя, ты поверь!
Хоть бы кто ее взял да и сглазил!
И кольчуга на ней, и копьишко при ней,
И печать благородного князя!

Бросив взгляд в сторону ворот, я увидел спешащего к нам «серого плаща» – агента тайной полиции барона Аштона. Тайная полиция была глазами и ушами барона, а также его карающей десницей. Собственно, «серые плащи» – агенты в серых плащах – как раз и были палачами; надзирателями за порядком, в том числе и за порядком в дружине, среди чиновников, в органах власти. С каждым годом мощь тайной полиции барона лишь усиливалась, а власть гражданских чиновников, особенно в союзных графствах, постоянно ослабевала. У «серых плащей», насколько я знал, в баронате Аштона была даже власть выносить приговоры по мелким делам, не сходя с места преступления. Мздоимство городской стражи как раз и относилось к таким мелким делам.

Помимо «серого плата», моя песня привлекла еще и внимание обывателей, спешащих по своим делам. Многие из них останавливались и прислушивались, кое-кто злорадно улыбался, кивая в такт песне, словно бы подтверждая ее правоту. Песенка эта вообще-то всегда считалась крамольной, но это не мешало ей быть всенародно известной – солдаты властителей всех мастей, лишь за редким исключением, не сдирали по три шкуры всегда, когда была к этому хоть малейшая возможность. Обыватели, что прислушивались к песне, очевидно, неплохо знали сержанта, который стоял теперь передо мной, кто-то из них довольно громко выкрикнул:

– Шкуродер!

Сержант завертел головой, выискивая глазами крикуна, но найти не смог. «Серый плащ» спешным шагом подошел к нам, поднял руку и произнес:

– Именем барона Аштона! – так, что мне пришлось оборвать песню на середине. – Я вижу на шее молодого человека охранный медальон гильдии бардов, – сказал «серый плащ». – А потому не стану спрашивать, по какому праву он распевает песни посреди улицы. Позвольте лишь узнать, господин бард, что за странный выбор темы для вашей песни? Не связан ли этот выбор с действиями должностных лиц бароната? – И «серый „плащ“ так выразительно взглянул на сержанта, что тот чуть ли не вдвое сжался под его взглядом.

– Что вы, что вы, господин чиновник! – воскликнул я и нарочито театрально подмигнул сержанту, от чего тот побледнел еще более и закатил глаза, словно собираясь падать в обморок. – Вот поспорили с господином сержантом, есть ли у народа Теней договор о взаимном ненападении с баронатом или нет? Не рассудите ли наш спор, господин чиновник?

Само собой, «серый плащ» все сразу понял. Он обернулся к сержанту и угрожающе процедил сквозь зубы:

– Я тебя предупреждал! – Затем обернулся ко мне и нарочито официальным тоном заявил: – Безусловно, у бароната есть договор с кланами Тени, это не подлежит никаким сомнениям. Любой из членов клана Теней может войти в земли бароната, в любой из городов бароната, если поднимет правую руку и произнесет: «Помыслы мои чисты, намерения мои мирны, я не враг барону Аштону и народу бароната». – Затем чиновник повернулся к Риголану и не менее официально добавил: – Если спор этих двух господ либо какие-то другие действия нанесли оскорбление благородному Сыну Тени, он может обратиться с жалобой, будь то устно либо в письменном виде, к властям бароната, вплоть до его сиятельства барона Аштона лично.

– Благодарю тебя, чиновник, у меня нет жалоб, – бесцветным голосом сообщил Риголан. Затем поднял руку и произнес: – Помыслы мои чисты, намерения мои мирны, я не враг барону Аштону и народу бароната. Я могу войти в город?

– Безусловно, – склонил голову чиновник и демонстративно отступил в сторону, словно бы освобождая дорогу Риголану, хотя он и так не мешал. Мы проехали на своих зверях мимо стражи ворот, и я в последний раз подмигнул сержанту, который стоял, держась рукой за левую сторону груди, и имел весьма печальное выражение лица. На мой сигнал он никак не прореагировал.

Мы углубились в баронский городок, и Риголан, поровняв своего зверя с моим, благо широкие и полупустые улицы городка это позволяли, сказал:

– Ты снова выручил меня, юный бард. Ты защитил мою честь. Обещаю тебе, что отблагодарю тебя тем же при первой же возможности либо по первому твоему требованию.