– Ничего не скажу, – мотнул головой Тумберг. – Может, поиски и были организованы, я просто не в курсе. Я следователь окружного управления полиции, и у меня свой круг обязанностей.
– В моих базах нет сведений о таких поисках, – проинформировал всех Бенедикт Спиноза посредством воздушного разведчика. – Но отсутствие сведений еще не означает, что ничего не предпринималось.
– Дохлый номер! – заявил Умелец, наливая себе вторую чашку кофе из высокого пузатого кофейника, похожего на самовар Темных веков. – Тут и наша доблестная полиция не справилась бы. Это сколько планет нужно было бы обшарить! Задание нереальное, отвечаю. Вот если бы замастырить такой расклад, как тот Алькор фантазировал, – помните, был у нас такой базар, когда от Боагенго к дырке пилили? – тогда совсем другая масть. Ну там, живой космос, мы – его частицы, и должны чувствовать, что и где происходит, и все эти дела.
– Да-да-да, припоминаю, – покивал Аллатон. – Используя собственные скрытые способности, мгновенно добираться до звезд, без космических кораблей. Мы и космос – единое целое.
– Вот, нашел кое-что, как раз по теме, – сказал Спиноза и негромко, но очень художественно продекламировал:
– Алькор, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Шерлок.
– Нет, не Алькор. – Этой короткой фразой супертанк враз поставил под сомнение всю присущую динтинскому следователю проницательность. – Совсем другая манера. Это Валерий Сорокин, стихотворение «Слияние». Жил он в одно время с Алькором, и они были знакомы друг с другом. Иногда встречались в кабаке «Богема», в лисаветский период жизни Алькора.
– По-моему, неплохие стихи, – с видом литературного мэтра проронил Хорригор. – Или даже хорошие.
– Что-то ты, железя… – Умелец испуганно осекся, вспомнив не столь давние угрожающие слова Бенедикта Спинозы. – Что-то ты… э-э… Длинный Ствол, начал чужими стихами увлекаться. Свои уже не сочиняются?
– Мои послабее будут, – ответил супертанк. – И вообще, чем больше я знакомлюсь с творчеством истинных поэтов, тем меньше у меня желание делиться с миром собственными строками. Настоящим творениям присуща некая магия, в них есть какой-то элемент, не поддающийся алгоритмированию.
– Магия? – встрепенулся Хорригор.
– Магия, – подтвердил Спиноза. – Может быть, не в прямом смысле, но именно магия.
Добрыня Кожемяка остановился, не дойдя до конца кают-компании, и повернулся к столу.
– Вот вы тут красиво так рассуждаете о магии, гамбит мне в дышло… А не могли бы вы с помощью этой самой магии ускорить запуск редуктора?
Маги переглянулись, и Хорригор, едва заметно пожав плечами, принялся отстраненно помешивать ложечкой в своей уже пустой чашке. А его коллега-пандигий проникновенным голосом объяснил командиру фрегата:
– Видите ли, магия – она разная, как и материя, и не воздействует как попало и на что попало.
– Редуктор стабилизирующего контура – это отнюдь не что попало, – веско проговорил Кожемяка. – Это системообразующее устройство, а не какая-нибудь пустая бутылка. Или даже полная!
– Понимаю-понимаю, – поспешно кивнул Аллатон. – Наверное, я не совсем точно выразился. Воздействовать-то, в принципе, можно, но желательный эффект достигается далеко не всегда. Точнее, не то что желательный эффект… Случается, и вообще нет никакого эффекта.
– Тогда это не воздействие, а только попытка воздействия, – заметил педантичный Шерлок.
– Да, вы правы, – согласился глава пандигиев и вновь перевел взгляд на командира фрегата. – В принципе, если приложить определенные усилия, то с этим вашим редуктором можно, вероятно, что-то сделать. Но будет ли он после этого выполнять свои функции? Предвидеть не берусь.