– О, но какая боль.
– Стыдно. Смешно. Легко.
Автобус поехал дальше, мимо полицейского участка, поликлиники, памятника киту. За окном мелькнул парень, похожий на Цоя. Он пронесся на лошади или на Москвиче. По проходу покатилась бутылка. Сойдя, закурил. Впустил в мозг то, что выпустил из него.
– Привет, Винсент, как дела?
– Плохо. А что случилось?
– Нам нужны деньги.
– А кто вы?
– Мы твои родственники.
– Я беден, меня кормит брат, мои картины не покупают.
– Но ты будешь богат после смерти.
– Может быть. Я не знаю.
– Дай нам денег из будущего.
– Я не могу. Не умею.
– Нам нужны деньги. Надо кормить ребенка, надо купить машину, надо убить тебя.
– Оставьте меня в покое. У меня ничего нет.
– Ты жаден, ты будешь проклят. Бог с ней, с машиной, но ты не хочешь дать денег ребенку.
– Вот последние десять рублей. Заберите. Отстаньте.
– Нам надо не десять рублей, а десять тысяч.
– Возьмите мои картины.
– Они ничего не стоят.
– Чем я могу помочь.
– Умри, и тогда цена возрастет.
– Я умру, но только не сейчас.
– Теперь. Сию же секунду.
– Вы хотите моей смерти, когда я не желаю вам ничего плохого. Так вот. Назло вам, я никогда не умру, ни потом, ни сейчас.
– Умрешь. Мы тебе поможем.
Голоса удалились. Винсент прошел в подъезд. Включил свет. Поднялся на свой этаж. Но не стал заходить. Встал около двери.
– Как же мне тяжело. Я написал триста картин за год. Я сделал все возможное и невозможное. Но меня презирают, критики плюют на меня, не хотят обо мне слышать. Еще и эта болезнь. Кому нужны работы помешанного. Надо нарисовать себя, распятого на кресте. Чем и сейчас займусь.
Он работал уже три часа, когда ему в голову пришла идея. Он ее записал. В дневнике и в письме.
– Россия держится на жирафах. Без них ее не станет. Они контролируют умы, которые без них разбегутся, рассыпятся и пройдут.
Каждое утро он пил компот, сваренный им. Он наливал его в кружку и уходил из кухни, ждал, пока осадок уляжется, рисовал и курил. Когда он возвращался за ним, ему казалось, что кто-то плюнул в стакан, пока его не было, хоть в квартире он был один. Чувство не исчезало, а жило и росло.
– Когда ко мне придет любовь, то я полюблю не кишки, почки, печень, желудок, вагину и прочее, а девушку, исключающую все это, восходящую над анатомией человека, погружая ее во мрак.
Ему снился книжный магазин. В нем появилось многое. Советское издание Хайдеггера. Очень тяжелый том. Весь в пыли и во времени. Лермонтов и Бодлер. Очень много философов. Даром. За пять рублей. Книги были старые, но свои. Винсент ходил с друзьями. Выбирал и смотрел. К ним приблизился продавец.
– Чтобы купить, вы должны полететь.
– Это понятно, но почему Маяковский так дорого? Несколько сот рублей.
– Он покончил с собой. В книге представлены произведения, написанные им после смерти.
– Израиль – это тысячи, миллионы боеголовок, уставленных в небо. А Палестина выходит утром во двор, берет лопатку и играет в песок. И так каждый день. Можно рисковать своей жизнью, а можно ничьей. Второе вдвое опаснее. Чужая жизнь есть ничья. Между землей и небом.
– Что такое безумие? Это когда нет границы меж я и всем внешним миром. Когда голова превращается в телевизор.
– Цой, летающий на обертках конфет, парящий в кофейном воздухе. Ради этого стоит жить, чтобы краем глаза взглянуть на полет, который совершился сто лет назад, в день гибели Цоя, когда его машина разбилась, а он улетел домой.
Все вышли из магазина. Друзья по одному подошли к Винсенту, пожали ему руку и ушли. Он остался один. Как китаец, живущий в самом густонаселенном государстве мира. Вокруг было что-то легкое и тревожное. Машины плыли в воздухе, вися на шарах. Дети раздавали конфеты. Взрослые их жевали. А вообще, никого не было, магазин исчез за спиной, друзья превратились в карты, которые Винсент размешал и положил в карман. Стояла ночь. Лаяли псы и горели окна.
– Если подойти к окну и выстрелить в лампочку, то все подумают, что это открыли шампанское и пробка попала в люстру. Все захлопают в ладоши и лягут спать, потому что тигр напал на льва, а медведь на грядущее.
Винсент собрал чемодан, готовый выехать из квартиры в любую секунду. Ведь он знал, что останется в ней навсегда, а его похоронят стены.
– Мужчины умирают раньше потому, что позже стареют.
Он купил пачку сигарет, из-за чего у него выделилась слюна. Положил их в карман. Заскользил вдоль по улице. Аптека с разбитыми окнами. Кафе, закрытое днем. Люди, израсходованные и забытые.
– Почему я еще живу, как меня угораздило родиться, вон тетка машет платком, в который она сморкалась.
Он перешел дорогу, зашел в пивной бар, заказал кружку пенного. Посетителей не было. Глотнул. Осмотрелся. Замер.
– Остается только одно: надувать камни и пускать их по ветру.
Пиво пошло легко. Чешское.
– Это правильно.
Винсент купил кальмаров. Стружку. Пятнадцать грамм. Он представил себе встречу с Эми, живущей в Америке. Сначала не было слов, сухость во рту, как в Сахаре, но вот набежала одна туча, за ней другая, и фразы полились, потекли, впитываясь в пески.