Баренцева весна

Винсент открыл глаза, будто магазин. Он уже не спал минут десять, но встать решил только сейчас. Утро напоминало Паустовского. Желтое с белым в небе. Черный кофе и шоколад. Немного животного начала, вечности и стихов. Их он прочел впервые. Громко и про себя. Автор Артюр Рембо. Поэт, пышущий здоровьем, француз, торгующий мясом, проводящий вечера в ресторанах, в клубах, в кафе, в кино. Поедая бифштексы и снимая девчонок. Выпивая вино. Винсент нашарил тапки.

– О чем я жалею, о трех-четырех женских задницах, которые хотел расцеловать, возвести, потому подошел к ним, попытался наладить контакт, но не смог, не нашел общего языка с их хозяйками, не пал на колени, не облобызал их окружности, не признался в любви. Одна была хороша, как авария, она стояла спиной, подтягивая штаны, подчеркивая округлость своих полушарий, Америки и России, враждующих между собой, готовых напасть друг на друга, если не вмешается третий, не встанет между ними, не примирит. Я – это колодец, в него проваливаются при рождении. Задача из него выбраться, чтоб стать собой. Небо, это интересно, что мне с ним делать, можно порезать его на куски и продавать поштучно.

Винсент лежал на кровати, в голове его одни люди убивали других, покачивалась люстра, шло привыкание к табаку, рисовалась картина.

– Чтобы витамины пели во мне, хором, поодиночке, вытаскивали за уши сигареты, кричали, свистели, выли, никогда еще не было такого одиночества, жестокого и железного, когда хочется отправиться назад, стирая свое присутствие в мире, все следы, до единого, до ноля, живота моей матери, шара, который улетит в небо и исчезнет, навека, навсегда.

Он слушал пчел. Они звенели в ушах. Его голова гудела, как улей, где матка, точнее я.

– Это обман, меня надули, я должен быть молод, красив, богат, вокруг меня должны виться девочки, я должен ездить по миру, мои выставки должны посетить все люди на земле, но я противоположность всего перечисленного, я курю дешевые сигареты, живу один, ни женщин, ни денег, только походы по утрам в магазин, чтобы купить хлеба и табака, рисование, отдавание себя болезни, недугу, сон в четыре часа, пробуждение, кофе, незаконченная картина, где электричка, шагающая к Нью-Йорку, солнце, освещающее свалку компьютеров, телефонов, планет. Мне надо выпить, пару стаканов виски, только так я приду в себя, позабуду про сон, очень тяжелый, в котором мне восемнадцать лет, я иду за девчонкой, она оглядывается, поправляет шорты, облегающие ее ягодицы, поднимается в гору, смеется, щелкает семечки, лижет мороженое, ест мясо, свинину или баранину, жир стекает у нее по лицу, он блестит, она рада, ее организм растет, впитывает в себя белки, углеводы, горе, радость, счастье, весну.

Винсент лежал и злился на своих друзей, которые все переехали, оставив его один на один с жизнью и смертью. С картинами гаражей, домов, полей, детей, женщин, снов. Ему не хватало бешенства, чтобы окончательно сойти с ума, разорвать все полотна, обмазать лицо углем, читать нараспев молитвы, кататься с горки с детьми.

– Когда я умру, моим именем назовут самый маленький микроб. Он будет везде, повсюду, кругом. Но никто его не будет знать. Я должен умереть, сделать над собой это маленькое усилие, дать команду себе, организм, умирай, разлагайся, бесчинствуй. Это когда тебе женщина во время полового акта говорит: у тебя семя течет. Будто оно река, впадающая в океан, где есть киты и акулы. Нет ничего страшнее для будущего человечества, чем слова я беременна. Беременность женщины конец, а не начало. Она смерть, но не жизнь. Женщина беременеет животом, мужчина беременеет головой.

Винсент привстал, но почувствовал странное. Нейролептики действовали. Цой пел под мышкой. Левой, что ближе к сердцу. Все волосы вытянулись в струну, подрагивали, подпрыгивали и подпевали ему. Концерт шел в ложбине.

– Поздно, уже темно. Ничего не добавить, не успеть на такси, не схватить ее за руку, не сказать не уходи, ты моя, а я твой.

Электропатриотизм встал на городом. Винсент писал, склонившись и замерев. Закончил полотно и начал говорить сам с собой.

– Под деревом рос ананас, на самом дереве ничего не росло, оно тыкало в небо ветками, словно гигантской вилкой, черной и ломаной. В ее зубцах застряло гнездо ворон. Север начал атаку, человек съежился, вспыхнул и сгорел, вступил в развитие, потоптался на месте, заработал рубли, евро, юани, доллары, просадил их за вечер, выпил шампанское, снял проститутку, выбросился из окна и написал роман.

Решил прибраться в квартире, потому взял сигарету и пошел в туалет. Покурил. Вышел. Присел за стол.