Барьер (антология)

Делать было нечего, на другой день я сел в машину и поехал в клинику. Громадное здание мрачно возвышалось в тени деревьев, суета вокруг и внутри него нисколько не уменьшилась. Я удачно пристроился в эту карусель, и человеческий поток скоро вынес меня к нужной двери. Слава богу, Юрукова была у себя, сидела за столом, на этот раз в поблескивающих на солнце очках. Когда я вошел, она сняла их и, узнав меня, чуть заметно улыбнулась. Я объяснил ей цель своего прихода. Не забыв, разумеется, извиниться. Она отнеслась ко всему так просто, словно моя квартира была филиалом ее клиники.

– А как она себя сейчас чувствует? – спросила Юрукова.

– Мне кажется – очень хорошо. Просила извиниться, что до сих пор не позвонила вам.

– Какое это имеет значение, – махнула она рукой. – Я ее прекрасно понимаю. Чтобы выздороветь окончательно, ей нужно не вспоминать о прошлом. Чем быстрей она о нас забудет, тем лучше.

Я рассказал о новой работе Доротеи. И о внезапном страстном увлечении музыкой. Она слушала меня не слишком внимательно, словно думала о чем-то другом. Но нет, она не думала о другом, она стремилась постичь скрытый смысл и значение моих слов.

– Это хорошо! – заметила она, когда я замолчал. – И

опасно, как любое человеческое увлечение. Доротее нельзя чересчур волноваться. А музыка вызывает много эмоций.

– Гораздо меньше, чем вы думаете.

Она словно ушла куда-то далеко, потом вернулась.

– Я была на одном вашем концерте. И знаете, что произвело на меня самое сильное впечатление? Ваша безупречная, изящная логика.

Я удивленно посмотрел на нее. Как она до этого додумалась? Не каждый критик сделал бы такое замечание.

– А что вы называете логикой в музыке?

– Я не специалист, и мне трудно объяснить. Такая музыка, как ваша, была бы ей полезна. Но не та, которую считают современной и модной.

Было ли в этом что-то обидное для меня, не знаю.

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Музыка, которую она переписывает в издательстве, прежде всего скучна. Так что никакой опасности нет.

– Да, верно, – согласилась она. – Даже музыка может быть скучной. И в этом, вероятно, есть какой-то парадокс.

В вашей музыке, например, все кажется очень точно рассчитанным. Человеку несведущему она может показаться монотонной…

– Пожалуй, вы правы, – подтвердил я. – В известном смысле музыка – это математика.

Это как будто удивило ее, и она взглянула на меня с интересом.

– Одно время я больше любила литературу. Она, безусловно, не может быть такой математически совершенной, как музыка. Хотя бы потому, что слова слишком грубы, затасканы, даже опошлены. С таким испорченным материалом трудно создавать совершенные произведения искусства.

– А правда, что вы окончили филологический?

– Кто это вам сказал?

– Доротея.

– Правда. Сначала я кончила филологический, а потом медицинский.

– Извините, я не вижу ничего общего между этими науками.

– И глубоко ошибаетесь! – ответила она немного сердито. – Обе науки изучают человека. И человеческую душу, конечно… К сожалению, литература не дала ответа на некоторые главные вопросы, занимавшие меня. И тогда я обратилась к медицине.

– И нашли ответ? – Любопытство мое было неподдельным.

Юрукова неопределенно улыбнулась.

– На все вопросы сразу ответов не найдешь. Но самый важный из них я словно бы нашла – благодаря Доротее.

– Серьезно? Какой же?

– Ну, это вы сами должны понять! – рассмеялась

Юрукова. – Она всегда несет его в себе. А вы человек интеллигентный.

– Спасибо, – сказал я.

– И долго еще Доротея собирается жить у вас?

Этот вопрос застал меня врасплох.

– Об этом я как-то не думал, – смутившись, признался я.

– Нужно подумать! – твердо сказала она. – Доротея не должна слишком сильно привязываться к вам. Для нее расставание всегда болезненно.

– Судя по расставанию с вами, вряд ли.

Я почувствовал, что задел ее. Она как-то зябко повела плечами, но ответила спокойно:

– Тем лучше… Значит, она входит в норму. Все-таки будьте к ней внимательны. Если у вас возникнут сомнения, приходите посоветоваться.

– Что значит – сомнения? – спросил я осторожно. – Она буквально каждый день чем-нибудь потрясает меня.

– Например?

– Я уже вам говорил о ее способности к телепатии.

– Ну, это не должно вас тревожить! – засмеялась она. –

Этот прекрасный цветок скрыт в душе каждого человека. И

когда-нибудь должен расцвести…

– А вы считаете, что у нее в душе он уже расцвел?

– Не совсем. Но я видела, как цветет миндаль в январе.

А скажите, она предлагала вам летать?

– Нет! – изумился я. – Как это летать?

– Как птицы, например… Это одна из ее навязчивых идей… Или ее мечта, которая характеризует ее с самой хорошей стороны. Вам никогда не снилось, что вы летаете?

– Нет, – ответил я.

– А вот мне снилось. Я лечу спокойно и свободно, как птица. Над лесами и озерами. Вы думаете, это случайно?

Нет, я не думал, что это случайно. Я полагал, что пациенты оказали на нее свое влияние. Она, наверно, тоже поняла, что переборщила, откинулась на стуле, и под халатом четко обрисовалась ее девическая грудь.