Барьер (антология)

– Уверяю тебя, во мне тело человека не пробуждает никаких дурных мыслей. Если вдобавок оно молодо, здорово, гармонично развито, закалено воздухом, солнцем и водой, оно может вызывать только хорошие мысли. И это правильно. А если оно в ком-то и пробуждает скверные мысли, значит источник этих мыслей не в обнаженном теле, а в больной душе того, кто не может на него смотреть как должно.

– Ты думаешь… больна моя душа? – прошептал он тревожно, поняв смысл намека.

Она утвердительно кивнула головой.

– А если все не так, как ты говорить? – с трудом выдавил он.

– А как же?

– А если ваше время… это время… упадка? Я смотрю и вижу. Я ходил о тобой, я даже пытался сам… Эти люди –

молодые, пожилые, даже дети… даже старики… Неужели это дети божьи?!

– С того времени, когда жил ты, произошли большие перемены, но ты убедишься сам, что человек стал лучше.

– Лучше?!

– Ну хорошо, – сказала Кама несколько иронически. – Я

тебя понимаю.

Она ласково погладила его руку, но он резко вырвал ее, отскочил на середину комнаты.

– Нет! Нет! – истерично крикнул он.

Неожиданно, словно придя в себя, он овладел собою и покорно прошептал:

– Прости.

Потом подошел к креслу, тяжело опустился в него и спрятал лицо в ладонях.

– Я сказала, что понимаю тебя, – спустя минуту сказала

Кама, пытаясь говорить как можно мягче. – Постарайся об этом не думать. Ты еще не все можешь понять, но особенно не отчаивайся. Тебе нужно лучше узнать наш мир.

Он медленно поднял голову. В глазах стояли слезы.

– Я хотел бы поехать… в Рим.

– Конечно. Это просто. Можно поехать хотя бы завтра.

– Да! Да! Завтра! – нервно ухватился он за назначенный ею срок. – Я увижу там настоящих священнослужителей, монахов… Ты говорила…

– Ну конечно же! Там интересуются тобой. Кардинал

Перуччи хотел с тобой побеседовать.

– Кардинал! – неуверенность, отражавшаяся на лице

Мюнха, сменилась возбуждением. – Завтра!.. Завтра же!.

– Ну, а теперь, пожалуй, пора и спать, – сказала она, направляясь к двери.

– Ты уходишь? Еще минуту, – остановил он ее у порога.

– Прости меня.

Поездка в Рим, на которую Мюнх возлагал столько надежд, к сожалению, оттягивалась. Кама, Ром и Стеф на следующее утро были вызваны в Нью-Йорк на всемирный симпозиум историков. Там развернулась оживленная дискуссия о Мюнхе, его странном поведении в Урбахе, и профак Гарда был вынужден, не только полететь туда сам, но вызвал на помощь Дарецкую, чтобы бросить на чашу весов солидные доказательства, полученные в результате психофизиологических исследований.

Модест был так угнетен отсрочкой полета в Рим, что категорически отказался сопровождать Каму. Впрочем, она особенно и не настаивала, решив, что психическое состояние Мюнха оставляет желать лучшего, а неизбежные вопросы во время дискуссии могут отрицательно повлиять на его самочувствие.

Как и предполагалось, тезис Герлаха о том, что человек, найденный в карконошском заповеднике, это инквизитор

XVI века Мюнх, вызвал всеобщее сопротивление. Запланированное на один день пребывание Дарецкой, Балича и

Микши в Нью-Йорке затянулось на несколько дней, а конца дискуссии видно не было.

На третий день пребывания на симпозиуме Кама соединилась с Радовом, вызывая монаха к визофону.

Внешний вид Модеста весьма обеспокоил ее. Обведенные кругами, беспокойно бегающие глаза, бледное лицо и нервно сжатые губы говорили о том, что состояние

Мюнха значительно ухудшилось.

– Когда… в Рим? – спросил он без всякого вступления, просительно глядя в глаза Каме.

– Уже скоро, – пыталась она его успокоить. – К сожалению, некоторые обстоятельства требуют моего и твоего присутствия в Нью-Йорке. Сегодня я прилечу за тобой.

– Нет, – отрицательно покачал он головой. – Я не хочу.

Я не полечу.

– Сделай это ради меня, – пыталась она убедить его. –

Прошу тебя. Мне необходимо твое присутствие.

– Сколько… дней? – спросил он неуверенно.

– Немного. Два, может, три.

– Я… хочу в Рим, – глухо повторил он. – Я должен там быть. Сейчас же. Обязательно!

– Хорошо. Я постараюсь поскорее закончить дела в

Нью-Йорке. Но твое присутствие здесь необходимо. Сегодня вечером я прилечу за тобой. Хорошо?

Он нервно сжал веки, потом поднял на Каму глаза.

– Хорошо.

XI

В комнате было пусто. На террасе Модеста тоже не было. Кама пыталась отыскать его по сигналам персонкода, но «личный сигнализатор присутствия» не отвечал. Этот факт можно было объяснить двояко: либо владелец персонкода находится дальше, чем в трехстах километрах от

Радова, либо его сигнализатор поврежден. Это легко было проверить, подав через аварийную помощь сигнал на сеть спутников.

Через пятнадцать минут пришел ответ: за два часа до прилета Камы из Нью-Йорка аварийная служба приняла «сигнал повреждения» и тут же выслала местный поисковый патруль. По радиоактивным следам патруль отыскал поврежденный персонкод в зарослях на берегу Одры, вблизи последней станции западного радиуса радовской подземной дороги. Когда Кама сообщила номер персонкода Мюнха, оказалось, что это как раз и был тот самый аппарат.

О случайном повреждении нечего было и говорить.