Барьер (антология)

но ни на что – и тверд я в том –

не променяю я войну1.

Галахад и Ланселот сидели рядом, и хотя не многие наблюдали за ними посреди грандиозного чревоугодия, но все же те, кто наблюдал, видели, что эти двое едят мало, но увлеченно беседуют. При этом говорит почти все время один Галахад, Ланселот же его слушает.

Довольно необычное зрелище представляли собой эти два мужа: ведь всего несколькими часами раньше они обрушивались один на другого неотвратимо, как две валящиеся сосны, и взаправду едва не погубили друг друга, а теперь!. Теперь они сидели плечом к плечу, оба серьезные, но совсем не гневные, Ланселот иногда что-то спрашивал, Галахад говорил, говорил в ответ, а Гиневра все это виде-

ла! Ибо, кроме Артура, по-настоящему только она наблюдала за двумя рыцарями.

1 Перевод А. Старостиной.

Ланселот, уперев подбородок в руку, что-то сказал Галахаду, тот же ответил весьма сердитой и быстрою речью –

боже правый, Галахад и быстрые речи! – потом они выпили, но друг с другом не чокнулись.

Галахад объяснял что-то, и на лице его написано было поистине отчаяние, но вдруг у Ланселота покраснел лоб, он закричал на Галахада – слов нельзя было разобрать из-за музыки, – и Галахад умолк, откинулся на спинку стула.

Потом взялся за чашу, а левой рукой сделал знак музыкантам. Проиграли «внимание!». Встал рыцарь Галахад

Безупречный, бросил взгляд на Ланселота.

– Я сказал сейчас вот этому подле меня сидящему рыцарю, тому, кто победил нас всех… – Галахад обвел взглядом пирующих, – я сказал ему: если он уйдет от нас, путь его будет тяжек. Пью эту чашу за Непобедимого

Ланселота!

До небес взвились тут приветственные клики и ликующие звуки фанфар. И лишь рассевшись вновь по местам, увидели пирующие, что рыцарь Ланселот с кубком в руке продолжает стоять.

По обычаю вновь посвященный рыцарь провозглашал здравицу в честь рыцаря, его посвятившего, или в честь сеньора, доброго друга, дамы сердца и мало ли в чью еще честь. Но тут случилось не так.

Выждал Ланселот, пока затих и последний шепот, и тогда чуть приподнявши кубок свой, не заносчиво и не радостно, а, скорей, даже скорбно, всех, одного за одним оглядев и, быть может, себя соизмеря, произнес:

– Эту чашу – за Мерлина!

Лицо Артура побагровело, Галахад опустил голову и молчал. Никто не промолвил ни слова. Ланселот осушил свой кубок и взглянул на фанфарщиков. Те покосились на короля – они были стреляные воробьи, – однако на сей раз не получили от Артура никаких указаний.

– Вы что там, оглохли?! – взревел Ланселот и гневно толкнул от себя тяжелый стол. – Я пил за Мерлина!

Только тогда, хоть и не слишком стройно, протрубили, изображая радость, фанфары.

Я прошу лишь малую кроху внимания и тотчас вновь передам слово самим событиям. Приметил я на собственном опыте – хотя оно, конечно, неправильно, да так бывает! – что стоит заговорить о чем-то человеку, который

всерьез думает то, что говорит, и сперва воцаряется тишина, потом же разворачивается борьба – все только и метят, как бы его обротать. И вот еще о чем стоит поразмыслить: дурные-то люди – за редким исключением –

глупы. Они только и умеют твердить одно и то же, «с толком» выучив все наизусть, перебирают обиды, их воспевают и о них рыдают и ни разу даже не подумают о том, что и они, пожалуй, могли бы стать поборниками спра-

ведливости, и на их долю могла бы достаться великая роль

– они тоже могли бы помогать людям! Но это и вправду даже не приходит им в голову, ибо они все помешаны на собственных бедах, на том, как бы исхитриться и достичь своих маленьких, меленьких целей, и справедливость столь же им безразлична, сколько мне сейчас, в эту минуту – но только сейчас, только в эту минуту! – Дракон.

Ну, словом, так вот случилось. Ланселот опять «наломал дров», и праздничное пиршество мигом распалось.

Скуля, разбежались своры собак, которым пирующие бросали от стола кости, зал быстро пустел, так как рыцари, дворяне и дамы, с поклонами – соответственно рангу –

уступая друг другу дорогу, спешили убраться подальше, но еще тянулось к выходу обратившееся в бегство застолье, когда к Ланселоту подошла-подплыла первая придворная дама королевы. Сэр Галахад наблюдал, окаменев.

– Достойнейший рыцарь, – проговорила прекрасная фрейлина, – могу ли я сказать тебе несколько слов наедине?

Ланселот посмотрел на Галахада, но Галахад только проворчал:

– Гиневра отпраздновала и мою победу. Да и победы других тоже! Не теряй головы, Ланселот!

И, поклонясь, ушел. Когда же Безупречный удалился, вот что сказала Ланселоту первая дама:

– Славный рыцарь! Наша королева ждет, чтобы ты явился почтить ее. Ступай прямо в ее покои, и непременно один. Пойдем же!

И Ланселот, в ту пору совсем еще несмышленый Ланселот, пошел.

Они подымались по лестницам, миновали несколько комнат.

– Ваш меч, господин!

Ланселот засмеялся, вспомнив, что его меч сейчас в конюшне, приторочен к седлу коня.

– У меня нет меча.

– Так, может быть, плащ?..