Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права

Важнейшим и единственным источником истории становления частного землевладения (как и по всем другим разделам ранней русской истории) является летопись, которая известна под названием «Повесть временных лет». Датируемая первой половиной XII в., она основывается на более ранних летописях, сделанных в предшествующие семьдесят или восемьдесят лет. «Повесть временных лет» содержит свидетельства очевидцев или, по крайней мере, современников о периоде, начиная с последних лет правления киевского князя Ярослава (умер в 1054 г.) и на протяжении правления его сыновей и внуков. Записи о более ранних веках (летопись начинается с 852 г.), вероятно, были взяты из устных рассказов и, в меньшей степени, из византийских описаний. Многие из событий, зафиксированных в эти первые века, излагались летописцем в обычных эпических формах, которые явно позаимствованы из других, более ранних фольклорных произведений. Некоторые из повествований содержали в себе зародыши исторической правды, но большинство из них были привезены в Россию из других земель и связаны сказателями с русскими историческими персонажами и событиями. Однако в «Повести временных лет» содержатся и подлинные летописные события ранних времен, зачастую вкрапленные в легендарные сказания. Эти события изложены сухим прозаическим стилем, который резко контрастирует с поэтическим изложением литературных повествований. Летописные сообщения и терминология, используемая как в исторических, так и в художественных повествованиях, дают большую часть крайне скудных свидетельств о землевладении.

Другие источники сведений о частном землевладении подкрепляются некоторыми статьями самых ранних сводов законов – Русской Правдой. Некоторые историки полагают, что эти правовые нормы были официальными указами, но большинство исследователей согласны с тем, что дошедшая до нас версия была неофициальным правовым сборником, составленным из множества источников. И все сходятся во мнении, что они являются подлинным памятником русского законодательного права XI–XIII вв. Таким образом, сведения, которые они предоставляют о частном землевладении, были действительны в тот период, в который составлялись эти правовые нормы. Но они дают лишь скудные данные для экстраполяции знаний о более ранних условиях землевладения.

Ввиду скудости сведений трудно определить с какой-либо степенью точности, когда на Русской земле впервые появилась земельная собственность господствующего класса. Ключевский полагал, что до XI в. о частной земельной собственности не имелось никаких свидетельств, а конкретные указания на ее существование относятся лишь к XII в. К такому же заключению пришли Дьяконов и Кулишер. А.А. Экк, менее расплывчато, поместил происхождение частного землевладения в XII в., назвав первыми собственниками церковников.

Точка зрения, что частное земельное владение появилось относительно поздно, основано на воззрении, что в XII в. правящий класс, как славянский, так и скандинавский, черпал свои доходы из торговли, дани и награбленной добычи. Некоторые историки, утверждающие, что земледельческая деятельность служила главным или, по крайней мере, крайне важным источником экономической мощи высшего класса, настаивают на более раннем происхождении частного землевладения. Ключевский утверждал, что в IX–X вв. богатство уже существовало в виде земельной собственности. Хенч писал, что к IX в. представители исконно славянской аристократии были владельцами земель, на которые они имели неотъемлемое право собственности. Согласно Грекову и Юшкову, ведущим советским историкам ранней Руси, собственники земельных участков зародились в славянском обществе еще до скандинавского завоевания. Греков предполагал, что его истоки восходят к VI в. и, возможно, даже более раннему периоду.

В обычных условиях, по-видимому, политическая организация племен, на которые первоначально делились восточные славяне, была полу анархической. Отдельное племя было разбито на ряд общин или групп, каждая со своим старейшиной или старейшинами, между которыми часто возникали вооруженные конфликты, присущие межгрупповым отношениям. Местные старейшины составляли родовую аристократию, но, когда все племя или большая его часть объединялись в общем стремлении – быть может, для сопротивления вторжению или для начала захватнической войны против другого народа, – руководство объединенной группой брал на себя «властитель». Эти властители, получавшие свое высокое положение в результате выборов или по наследству, происходили из числа местных знатных людей.