Читаем Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права полностью

Усовершенствования в технике земледелия, а также рост числа городов, оживленная внутренняя и внешняя торговля, увеличение ремесленного производства, более широкое использование денег и колониальное движение свидетельствуют о том, что киевская эпоха являлась периодом экономического роста. Улучшение обработки почвы само по себе должно было стать результатом экономического роста, поскольку вполне разумно предположить, что оно произошло в ответ на растущий спрос на сельскохозяйственную продукцию. Это было не единственное нововведение в сельском хозяйстве. Новые формы землевладения и новые методы ведения хозяйства также появились в рамках развивавшейся экономики и в ответ на открывавшиеся ею возможности. Эти изменения в сельском хозяйстве станут предметом рассмотрения следующих двух глав книги.

Глава 2

Крестьянские общины и частные землевладельцы

В Киевской Руси, как и в любом обществе, которое было преимущественно аграрным, отношения между его членами должны были зависеть в первую очередь от способов владения землей. Но в скудных источниках содержится лишь небольшое количество фактических данных о владениях, да и то лишь в виде информации, второстепенной по отношению к основному содержанию текста. Так что мы можем снова разглядеть лишь смутные очертания, и о многом остается только догадываться.

Один из самых спорных вопросов, который оживил русскую историческую литературу, касается происхождения и роста крестьянской общины и ее роли в русской истории. Следует отметить, что многие из этих противоречий как при имперском режиме, так и в советское время не велись в академической изоляции. Они приобрели большое значение для современного этапа, вызвав важные политические и философские последствия и широкий интерес. Особенно это касается историографической шумихи вокруг общины. Поскольку большая часть споров касалась изменений в институте, произошедших после XV в., спорные вопросы будут более подробно обсуждаться в одной из последующих глав. Достаточно указать, что почти каждое утверждение в отношении общины вызывало по крайней мере опровержение, а часто и продолжительные дебаты. Однако со временем по многим спорным вопросам установилось «а communis opinio doctorum» – так называемое общее мнение ученых.

Принято считать, что восточные славяне отказались от племенной формы организации задолго до киевской эпохи, за исключением некоторых периферийных зон, где она сохранилась до XI в. Рода распались на свободные общины. Считается, что эти первые общины представляли собой большие семейные ячейки, возглавляемые патриархом, старейшиной, в которых несколько поколений жили и трудились вместе, вели совместное домашнее хозяйство и делились плодами коллективного труда. Считается, что они были очень похожи на «задругу», общинную форму, существовавшую в современный им период у южных славян. Эта гипотеза основана на сравнительных исследованиях славянской социальной истории, а также на изучении крестьянского быта в более поздние времена и на рудиментарных свидетельствах некоторых институтов, сохранявшихся в великорусской деревенской жизни до последних столетий.

Ранняя русская большая семейная община, по-видимому, имела близкое сходство с тем, что считается примитивной формой социальной организации в первые века германского заселения Центральной и Западной Европы. Этот институт был описан Марком Блоком следующим образом: «Terra unis familiae: слова Беды[1], по всей вероятности, дают нам ключ к институту в его первобытной форме. Но мы не должны думать о маленькой супружеской семье наших более поздних веков. Будучи плохо осведомлены об истории кровных отношений на заре нашей цивилизации, мы имеем все основания полагать, что группа, первоначальной оболочкой которой служил общинный двор, представляла собой патриархальную семью из нескольких поколений и нескольких побочных хозяйств вокруг общего очага».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное