Барин

– Дворовые на два года в подчинении. Нужно им жалованье теперь платить.

– Ох, батюшки мои святы? Что же это? Эдак и разориться недолго ежели дворовым жалованье платить. Это теперь наказывать нельзя, ни прикрикнуть, что ли?

– Да кричите сколь хотите, только знайте, что теперь они уже не ваша собственность, а такой же, как и вы, вольный человек. И на вас в управу нажаловаться могут. А если поколотите, то и на каторгу сослать. Во как.

– Батюшки, – запричитала Ольга Филимоновна. – А как мы жить теперь будем? А детушки?

– Да что вы, маменька, раскричались, как жить, как жить? Как жили, так и будем. Только чуть по-иному. Думаете, мне легко осознавать, что теперь Митька мне на равных может ответить. Тоже, знаете ли, несладко.

Для того чтобы прояснить ситуацию, поконкретнее ознакомиться с положениями и актами, поехал Иван Ильич в губернский город, на всеобщее собрание помещиков и владельцев крепостными. Там он многое сумел прояснить. Получил разъяснительные бумаги. Когда ознакомился, понял, что не совсем так всё плохо, как казалось на первый взгляд. Крестьяне, получившие надел, мало того, что не имеют права никуда с него выезжать, но и в случае выкупа должны заплатить втридорога от того, как если бы он продавал эту землю самостоятельно. Так что, получается, что он ещё и поиметь может со всего этого дела. Не такие уж они и вольные крестьяне получаются.

С этими успокоившими его мыслями Иван Ильич через две недели возвращался из поездки.

Солнце уже давно прошло зенит и медленно клонилось к западу, ослепляя на поворотах яркими лучами. Успокоенный Иван Ильич прикорнул в экипаже и не сразу заметил, как остановился он и некоторое время стоял.

– Иван Ильич! – услышал он сквозь сон. – Проснитесь, Иван Ильич! Беда!

При слове «беда» Иван открыл глаза и тряхнул головой.

– Что там? – обеспокоенно спросил он Гришку.

В экипаже уже было темно, но вокруг ещё различимы луга, освещённые последним лучом красного заката. Иван Ильич вышел из экипажа и глянул туда, куда указывал кучер. На холме, где стоял дом Ивана Ильича, по всей линии двора бушевало пламя.

Это зрелище – страшное зрелище погибели. Его дом, его опора, имение. Горит, съедаемый беспощадным огнём. Там его мать, жена, дети.

– Гони! – закричал Иван и прыгнул на козлы к Гришке.

Тот стегнул лошадей, и они во весь опор понеслись в направлении дома. Когда почти подъехали, Иван Ильич спрыгнул и побежал туда, где двор был объят языками пламени, словно печь, в которую нельзя уже вступить. Вокруг бегают люди, отовсюду слышны крики. Иван снял кафтан, накинул на себя и побежал к крыльцу. Там у крыльца он увидал несколько незнакомых мужиков. Они смеялись и шутили.

– Вишь, как горит!

Несколько человек лежало посреди двора. Митька, окровавленный с разрубленной головой, чуть дальше лежала матушка и Екатерина. Ошалелыми глазами Иван смотрел на всё это и силился не закричать. Он ходил и смотрел, и уже ничего не мог понять. Он как будто сдурел и стал никчемным.

– Вот он! – кто-то крикнул совсем близко и сильный удар дубинкой подкосил Ивана, словно ветку.

Он споткнулся и упал рядом с растерзанным телом Екатерины, частые удары посыпались со всех сторон. В темноте он никого не видел. Он закрывал голову руками, но это не могло спасти. Иван чувствовал, как покрывается всё его тело сплошной липкой жижей. Он не знал, остановятся ли они, или забьют его насмерть, но какая-то смутная надежда ещё теплилась в его сознании. Он чувствовал, как ломаются и рвутся внутри него кости. Как жгло и крутило, как трескалось и скрипело. Он чувствовал каждый удар и понимал – вот она расплата.

Глава 5

– Пожар! Барский дом горит! – в кухню к Груне заглянул крестьянин и тут же исчез в темноте.

Груня выскочила из кухни и посмотрела на зарево в стороне от людских дворов. Кухарка бросилась к Любе, но та тоже выскочила на крики.

– Что случилось? – Люба обернулась и тоже увидала зарево.

– Вроде как барский дом горит, – неуверенно произнесла кухарка.

Люба резко ринулась с места. Груня видела, как быстро она добежала до ограды, как перемахнула через неё и скрылась за амбарами.

К барскому двору Люба добежала за несколько мгновений. Страшная картина предстала перед глазами. Барыни, заколотые и растерзанные, будто бешеные звери рвали их одежду и тела. Слуги, убитые топорами и палками. Забитые дети.

Несколько окровавленных мужиков, словно лесные чудовища, покрывают ударами кого-то из слуг. Нет, это не слуга. В обмякшем и безжизненном человеке, что лежал там, под их ударами, в кровавой жиже, Люба узнала Ивана. Она бросилась стремглав и закричала:

– Остановитесь, не надо! Стойте!

Она кинулась на тех, кто наносил удары, но её оттолкнули. Люба упала, но тут же подскочила вновь. Бросилась в гущу этих ударов и встала, заполонив собой тело Ивана.

– Хватит! – изо всех сил закричала она.

Мужики остановились и посмотрели на Любу. Они не понимали, зачем она защищает его, ведь он – барин. А она кто такая?

– Кто ты такая? Отойди, а то и тебе будет, – сказал грязный с полуседой бородой мужик. Лица его почти не видно за сажей и кровью.