Бархатная кибитка

Я написал еще один фрагмент о Холмсе, после чего я был как бы «подхвачен» напряженными и патетическими звуками музыки и «вынесен» из уютной, ярко освещенной комнаты в темные, большие и сложно разветвленные пространства коммунальной квартиры. Меня потянуло в темноту опустошенной коммунальности: я оказался в длинном и совершенно темном коридоре, в конце которого косо падал свет из кухни. Пройдя по коридору по направлению к уборной, я увидел ряд «подчеркнуто детских» предметов, они стояли короткой цепочкой, образуя собой как бы некий «набор» в состоянии «боевой готовности»: мяч, санки, обруч и воздушный шарик ярко-зеленого, ядовитого цвета. Шарик, будучи легким и надутым, предстал предо мной таким же статичным и застывшим в своей статуарности, как и остальные предметы. Он был серьезным и сосредоточенным. Казалось, его невозможно подкинуть или поддать ногой. Я поймал себя на том, что мое сознание, поверхностно воспламененное обсуждением жанровых особенностей детектива, воспринимает эти предметы как «улики», как свидетельства о целых конгломератах событий, которые происходили и будут происходить. Боковым зрением я увидел пустую освещенную кухню, где на плите кипел чайник. Вокруг него размещались фантомные версии чаепитий, проеденные, будто молью, всевозможными «завязками» и «развязками». Я вошел в уборную и, закрыв за собой дверь, стал рассматривать два плаката, повешенные на ее внутренней стороне. На верхнем большом плакате были изображены фрукты и стакан с сияющей золотой жидкостью, по центру шла надпись из массивных золотых букв «СОКИ». Внизу висел маленький плакатик, где карикатурный персонаж спускал воду в унитазе, под этой сценкой тянулась разноцветная подпись «БЕСКУЛЬТУРЬЕ – ВРАГ ПЕРЕСТРОЙКИ», и буквами поменьше:

Тот перестройке помогает,
Кто аккуратно за собой
сливает!
А кто оставил за собой
бардак,
Тот перестройке нашей
Злейший враг!

Покинув клозет, я вошел в ванную, чтобы помыть руки. На зеркальной полочке лежала щетка, щетиной кверху, а на щетине были доверчиво разложены несколько серебряных украшений – три тонких кольца: одно с каким-то камнем, другое витое и третье в виде змейки с лукаво приподнятой головкой. Затем, через темный коридор, я вернулся в комнату, как бы совершив некую экспедицию, предполагающую определенную отчетность. За это время пластинка перестала играть, и мне снова пришлось приступить к писанию текста о Холмсе. Помню, я сравнивал его со Штирлицем: частный детектив и агент – две полярные фигуры.

Наркоман и меломан Холмс с его «мягкой улыбкой» и «влажными глазами» интересен нам как «психоделический контрреволюционер», всегда готовый обрушить безжалостный удар хлыста на онейроидную «белую женственную руку».

Однако почему мы так интересуемся Штирлицем? Ведь не менее извилистые «коридоры смыслов» можно найти в любом другом сериале.

Когда сериал о Штирлице показывали в первый раз (я имею в виду – первый раз в моей жизни), я лежал в больнице с подозрением на туберкулез (это подозрение долгие годы висело над моим болезненным детством). Распорядок больницы наслаивался на телепрограмму таким образом, что посмотреть можно было только начало каждой серии. Затем всех нас отправляли в палату спать. Сквозь закрытую дверь палаты доносился приглушенный отзвук телевизионных голосов. Лежа в темноте, я старался узнавать их, различал интонации Мюллера и Шелленберга, старался угадать, что там происходит, угадывал напряженные моменты по характеру музыки. И, естественно, не спал, пока не начинала звучать песня «Не думай о секундах свысока», завершающая каждую серию. Иногда вместо этой песни звучала другая – «Боль моя, ты покинь меня…».

Есть что-то невероятно завораживающее в этих сериалах, в этих нанизывающихся друг на друга, расчлененных мгновениях. Самые серьезные суицидальные проекты могут быть отложены для того, чтобы посмотреть следующую серию. В такого рода сериалах имеется какой-то неявный, глубоко запрятанный, антидепрессивный крючок, что и заставляет нас интересоваться ими. И еще то странное обстоятельство, что такой фильм никогда не удается посмотреть целиком, с начала до конца, в нем всегда остаются ускользнувшие эпизоды, куски, целые серии, что делает пространство сериала бесконечным и тотально интригующим.