Читаем Бархатная кибитка полностью

Оглядываться не нужно, не следует, не стоит оглядываться, лучше просто идти вдоль по улице в своем безукоризненно черном пальто, сильно стуча каблуками по сухому, чистому асфальту или, еще лучше, зонтом, и не только потому, что Гидрометеоцентр предсказывает затяжные осадки, но и потому, что только стук зонта достигает той категоричности, которая необходима в данной ситуации, ибо именно этим стуком вы даете понять всем окружающим (ФРАГМЕНТ ДЛЯ ИЛЬИ), что идете на прогулку, просто на прогулку, и что вам совершенно не обязательно оглядываться и рассматривать красивую заставку старой детской книжки, мальчик в матросском костюмчике катит железный обруч железной палочкой, маленький лорд Фаунтлерой, детство Марселя, "Сонины проказы"… Зачем рассказывать о детстве? Пусть детство само о себе расскажет.

Я буду спокойно продолжать свою прогулку в своем простом черном пальто, в жестком накрахмаленном воротничке замечательной белизны.

Ведь я сам, глядя в микроскоп, убедился, что живет лишь то, что захотело жить, а умирает лишь то, что захотело умереть. Смешно сказать: ученый возжаждал смерти – этому никто не поверит. Научный работник никак не может возжаждать (что за нелепое словечко) смерти. Только неуч стремится к смерти».

Так думал Гарри, сидя в кресле-качалке, летом, на даче. Нечто подобное он наборматывал в наши детские уши. Мы уже отмечали его необычайную, доходящую до абсурда, самоуверенность.


«Он любил сладкое», – промолвила с печалью престарелая дама, взглянув на вазу с конфетами. Дорожка терялась в тумане, было лето. «Многие любили сладкое, но никто не избежал той участи», – неопределенно пробормотал тот, кто сидел в гамаке. Санаторий уснул. Только там, где уже отцветал жасминовый куст, виднелась освещенная терраса и жила тягучая мелодия гармошки, на которую наседал затушеванный сумерками гармонист. Два старика в шелковых пижамах медленно прошли мимо и кинули свои взгляды на небольшую поляну, где творился запоздалый пикник. Престарелый грибник наклонился и ловким движением срезал гриб с его плотной устойчивой ножки. И все же Гарри был невыносим, отвратителен. Токсично, знаете ли, так много болтать о смерти, даже если ты полагаешь себя бессмертным.

Один человек написал книгу под названием «Государство и смерть». В этой работе он подробно рассматривал спорное утверждение, что советское государство является слугой смерти. Приводились примеры культа смерти и умерших. Имелась глава под названием «Не следует ли рассматривать советское государство как прямого продолжателя Древнего Египта?». Судя по всему, автор книжонки был глуп, как пробка, но это не мешало нашему Гарри выписывать в блокнот цитаты из этой почти слабоумной брошюры. Вот, например (мы разыскали блокнотик среди дачного тлена, кстати, Гарри обладал поистине чудесным, совершенно бисерным почерком), такая цитата: «Псевдожизнь выдувает из своего нутра пузырь псевдосмерти, который, качаясь, заслоняет истинное лицо смерти, постоянно предстающее перед государством как единственное неизменное мерило всех вещей. И именно этим неизменным мерилом государство никак не желает пользоваться, поддаваясь низменному инстинкту самосохранения».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза