Он немного поменял прическу: выбрил виски змеистыми узорами, а челку запустил до самого кончика носа. Поэтому Каю приходится наклонить голову, чтобы волосы упали с лица, и он мог на меня посмотреть. Черный взгляд совсем непроницаемый. Если раньше я видела там хотя бы что-то, то теперь не вижу совсем ничего. Это все равно, что заглядывать в два высохших колодца. И я боюсь, что если попытаюсь нырнуть глубже, то выужу на свет совсем не безобидное эхо, а сорвавшихся с цепи дьяволов.
— Я сделала, как ты сказала! – Оля счастливо смеется и снова бросается мне на шею, только на этот раз у меня нет сил даже поднять руки, чтобы ее обнять.
Я сказала? Господи, что я сказала? О чем она?
Тем временем Кай проходит вглубь студии, мягким шагом сытой пантеры – он снова весь в черном – идет к холодильнику и запросто, не спрашивая разрешения, достает бутылочку с соком.
— Оля, что ты сделала? – пытаюсь сохранить равновесие, но меня неумолимо клонит в сторону злости. Хочется отхлестать ее по щекам и заставить сказать, что за дикая блажь заставила ее думать, будто я сказала мириться с Каем. – Ты знаешь, что скажет отец?
Она, наконец, начинает понимать, что я не собираюсь разделять ее радость, вздыхает и снова поджимает губы, но на этот раз в них не прячется скрытая улыбка. Мне хорошо знаком этот жест: падчерица сдерживается, чтобы не сказать гадость в ответ. Раньше, до того, как она попыталась запустить новый, правильный виток своей жизни, Оля никогда не сдерживалась, и говорила вещи, от которых меня выворачивало наизнанку. Но сейчас она пробует держать себя в руках. И я ненавижу себя за то, что не пытаюсь ей помочь, а только провоцирую.
— Отец должен будет согласиться, что мы с Каем снова вместе. На этот раз – по-настоящему.
— По-настоящему? – переспрашиваю я, надеясь, что это просто слуховая галлюцинация.
— Я переезжаю к нему.
Я очень стараюсь держать себя в руках, но удар слишком сильный. Хорошо, что Оля стоит рядом - и у меня есть единственная возможность не упасть, потому что ее радость только что срубила меня, словно беспомощную травинку.
Я просто обнимаю Олю в ответ, крепко и до боли в кончиках пальцев, и глушу в этом жесте непреодолимое желание расцарапать ей лицо. И она в ответ обхватывает меня за талию, и мы стоим так, как живое подтверждение тому, какой циничной бывают женская боль и ревность. Мы просто живой памятник лжи и притворству. Точнее, только я одна, потому что Оля, кажется, всерьез настроена бороться за Кая.
А он медленно отвинчивает крышечку с бутылки, делает пару глотков и смотрит на меня через ее плечо, потому что сейчас Оля – единственная преграда между нами. И когда Кай, поглаживая нижнюю губу, задевает серебряное колечко, я хочу прокричать прямо в его дьявольские глаза: «Сделай же что-нибудь с этим абсурдом!» А он, словно читая мои мысли, медленно качает головой и одними губами говорит: «Привет, Принцесса!»
— Ты ведь поговоришь с отцом? – хнычет мне в волосы Оля. – Как ты умеешь. Он послушает.
Не представляю, как буду говорить Олегу о том, что Кай и его драгоценная дочка, которую он так холит и лелеет, снова вместе. Но Кай поднимает бровь, как бы бросая мне вызов: ну что, Принцесса, хватит тебе духу и честности перед самой собой, чтобы сделать это?
Он словно вскрывает мне грудную клетку, кладет в мои слабые руки ржавый гвоздь и молоток, и говорит: «Давай, Принцесса, бей, больно будет только в первый раз».
— Я… постараюсь, - говорю очень тихо, потому что боюсь, что мое вранье будет слишком очевидным.
Оля с облегчением вздыхает и тут же пятится к Каю. Привычным жестом падает спиной ему на грудь и закладывает обе его руки себе на плечи. Точно так же, как в тот день, возле бассейна, когда этот мальчишка снова ворвался в мою жизнь.
Хотя, нет, уже не мальчишка. Это волшебное слово больше не работает против его бешеного притяжения.
— Мне нужно собрать вещи, - говорит Оля. Переплетает его пальцы со своими и собственническим жестом потирается щекой о костяшки его пальцев.
Это слишком.
Это разрывает внутренности в клочья. Это больнее, чем ржавыми гвоздями в сердце.
— Я привезу, - говорю сбивчиво, опуская взгляд на часы. – Будет лучше, если Олег узнает о твоем переезде от меня, а не застав тебя с сумками.
— Ты самая лучшая! – радуется Оля и тянет Кая за руку в сторону двери. – Адрес помнишь?
«Я помню даже цвет двери, к которой он прижимал меня, стягивая джинсы!» - окровавленным ртом орет моя душа, но я не произношу ни слова.
Падчерица выбегает за дверь, но Кай задерживается, чтобы выбросить в урну почти полную бутылочку с соком. Я просто дико счастлива, что в зале появляется Анжела с ворохом образцов тканей, и теперь мне есть куда опустить взгляд, чтобы не наблюдать за каждым движением этого чудовища.