Бархатный сезон

– Пожалуй, вам не откажешь в логике. Но, если вдруг понадобится ствол либо какая другая помощь, обращайтесь в любое время суток. Устюжина и его бойцов по спортклубу “Митридат” подниму среди ночи. Знайте, что в обиду не дадим. Мы своими людьми дорожим, не допустим притеснений.

– Что, я уже ваш человек?

– Хотелось бы надеяться, что так,– мягко произнес он, а я успел подумать “мягко стелет, да жестко будет спать”. Между тем Ланцюг продолжил:

– Наслышан, что писатели, поэты, художники – народ своенравный, строптивый, вольнолюбивый, не терпящий над собой власти, диктата. Полагаю, что вы не из их числа, мы без проблем найдем общий язык. Деловые серьезные люди всегда сумеем договориться, не доводя дела до абсурда, а отношения до вражды. Мы с вами прагматики, а не романтики, видим жизнь такой, какая она есть со всеми прелестями и пороками, а не через очки с розовыми стеклами. Так ведь?

– В принципе так,– согласился я и слегка подкорректировал.– Однако без романтики, поэзии и лирики жизнь теряет свое очарование и магию таинственности. Поэтому прагматизм не следует доводить до крайности. Всего должно быть в меру и прагматизма, и романтизма.

– Вы, хитрый дипломат,– усмехнулся Ярослав Гордеевич. – Вам бы в МИДе советником работать или где-нибудь послом под прикрытием, чтобы одновременно шпионить за буржуями. Умеете излагать мысли тонко и виртуозно, никого не обижая, ни то, что некоторые дубины стоеросовые из моего окружения. Давно собираюсь провести чистку, избавиться от бездельников, интриганов и кротов, сливающих информацию чекистам.

– Спасибо за оценку моих скромных достоинств, – ответил я. – Дипломатия, как и политика – это искусство компромисса, удел избранных. Делая временные уступки, они нередко одерживают победы, соразмерные с триумфом. – Мне импонирует, что у вас нет врагов, что никому не успели насолить, никому не перешли дорогу, – признался он. – А я вот не могу жить без врагов, без адреналина в крови. Тем более что есть много желающих занять, а точнее, захватить это кресло. Недаром вождь мирового пролетариата говорил, что власть легче взять, чем потом ее удержать.

Я боец по натуре, мне необходима схватка, ощущение опасности, чтобы быть в отличной спортивной форме. Выборы на носу и любая слабость, как физическая, так и интеллектуальная, на пользу моим соперникам. Поэтому по совету умных людей я и призвал вас под вои знамена. Вы об этом не пожалеете, щедро отблагодарю, в моих руках бюджет. Страна, как говорится, должна знать и ценить своих героев.

– Герой это вы, а я скромный раб пера и бумаги.

– Не скромничайте, у вас божий дар. Не каждому дано, так искусно владеть пером, – возразил Ланцюг, обернулся к смиренно молчавшему Устюжину. – Вели Алевтине Федоровне устроить маленький фуршет. Это дело надо обмыть.

– Все прекрасно, но меня смущает несколько нюансов,– потянул я оборванную нить предложения и увидел, как тень легла на его некогда добродушное лицо.

– Какие еще могут быть сомнения между деловыми людьми? – насторожился он, жестом руки остановив у самой двери Артема Силантьевича.

– Во-первых, невозможность одностороннего разрыва договора. Ведь в этом пункте не учтен ряд обстоятельств,– заметил я.

– Каких еще обстоятельств!? – подался он вперед грудью в белой сорочке с выпирающим брюшком.

– Например, болезнь или неожиданная кончина автора. Получается, что его родственникам придется в таких случаях выложить две тысячи долларов. Это кабальное, неприемлемое условие, оно грозит автору полным разорением.

– Вы – крепкий мужчина в полном расцвете физических и творческих сил, – упрекнул меня Ярослав Гордеевич. – Поэтому никакие обстоятельства, а тем более болезнь и смерть не помешают. У вас будет отменное питание, идеальные условия для творчества. Хотите, работайте дома, а если нет, то устроим вас в престижный санаторий или дом творчества в Ялте? А если опасаетесь за свою драгоценную жизнь, то обеспечу охраной?

– Нет уж, я не привык к роскоши и достатку, а дома и стены помогают, – отказался я от предложения.– К тому же сытость и комфорт расслабляют человека, делают его ленивым и флегматичным, не стимулируют вдохновение. Только те прозаики, поэты, живописцы и музыканты, за редким исключением, которым жилось тяжело, смогли создать шедевры мировой литературы и искусства. Без напряженного труда любой талант обречен на угасание.

– От вас не требуется шедевр,– с заметным раздражением сказал мэр. – Нужна добротная, убедительная по содержанию книга, чтобы горожане поняли, кто денно и нощно заботится о приумножении их благ, кто жертвует личным временем для решения их насущных проблем.

– Все же я предлагаю пункты о невозможности расторжения договора и обязательной компенсации исключить, – не уступал я.

– Однако, какой вы принципиальный,– угрюмо произнес он.– Хорошо, будь, по-вашему. Теперь надеюсь все прекрасно?