Бархатный сезон

– Слишком короткий срок для выполнения заказа, всего месяц, – посетовал я и пояснил. – Понимаете, художественное произведение, а вы предложили большой очерк и повесть, строго по плану не пишутся. Необходим душевный настрой, вдохновение. Бывают такие периоды, когда за целый день, а то неделю, ни одной строки из-под пера не выходит. В этот период идет накопление информации, мыслей, наблюдений для рождения сюжета. А бывает, что в течение нескольких недель, месяца два рождается роман или повесть. Вдохновение, словно капризная женщина, очаровывает тебя, а потом надолго оставляет. У каждого писателя своя творческая лаборатория, свой стиль. Попробуй-ка, поймай Жар-птицу удачи.

–Время не терпит, выборы на носу. Некогда гоняться за Василисой прекрасной и Жар-птицей, – грубо оборвал меня чиновник.

–Через месяц рукопись должна лежать на моем столе. Дорога ложка к обеду.

– Не все так просто, я должен вжиться в образ своего героя,– выдвинул я следующий аргумент.– Мне надо о вас узнать, как можно больше, характер, привычки, поступки, стиль работы, круг интересов и другие детали. А для этого надо чаще быть рядом, видеть вас в эпицентре событий, в стихии повседневной кипучей работы.

– С этим проблем не будет, окунетесь в стихию, – заверил он. – Я – человек прямой, открытый и справедливый, не ношу булыжников за пазухой. Мне нечего скрывать, свой хлеб ем не напрасно.

– Не уверен, что оправдаю ваши ожидания,– признался я. – Писать романы, повести, рассказы несколько легче, так как автор не ограничен в художественном замысле. А вот о конкретном человеке все должно быть документально правдивым, точным, без всяких фантазий и фальши. Дайте мне дня три для размышления, чтобы я мог взвесить свои творческие возможности. Смогу ли написать, чтобы содержание вас устроило.

– Два дня,– не допускающим возражений тоном, разрешил он.– И имейте в виду, Влад Алексеевич, на вас свет клином не сошелся. Есть немало желающих заработать на этой книге. Я мог бы даже объявить конкурс, но не стал этого делать. Решил дать вам шанс поправить свое материальное положение.

– Почему бы вам не предложить этот заказ кому-нибудь из журналистов? – не унимался я. – Они пишут быстро, не дожидаясь вдохновения. Газета приучает к оперативности.

– Знаю, я этих льстивых и лукавых шелкоперов,– отмахнулся Ланцюг.– Пишут, конечно, быстро, иногда даже опережают события, заготовляя разные там “болванки”, сухим штампованным языком, как будто под копирку. А мне нужен сочный, яркий язык, чтобы за живое читателя брало и подолгу в сознании засело. Настоящая литература, которую время не берет, как вино. Чем больше лет, тем крепче ценнее. Я убежден, что такую книгу способны написать только вы.

– Благодарю за доверие, подумаю над предложением, – пообещал я и направился к двери. Устюжин посторонился, уступая мне дорогу. Фуршет не состоялся.

Уже находясь в своей квартире, я задумался над предложением, довольный тем, что не бросился сломя голову, а взял тайм-аут. Может, действительно согласиться на этот заказ, хотя душа к нему не лежит, – подумал я.– Получив гонор, наконец, смогу успешно решить свои издательские проблемы. Слишком долго рукописи ждут своего часа. Надо издать уже созданное, наберется на две-три полновесные книги любовно-криминальных историй, сборники потешных рассказов и стихов. Это сделает мое имя популярным, а иначе зачахну в безвестности.

С другой стороны нет никакого желания попасть в экономическую зависимость чиновника. Придется ублажать его амбиции и капризы, теряя творческое имя, превратившись в мелкого придворного писаря. Настоящий писатель должен быть свободен в выборе темы, никто не смеет навязывать ему свою волю. Творчество не терпит диктата и насилия. Но обстоятельства нередко довлеют над принципами.

2. Жестокий стиль

На исходе второго дня, когда истекал отпущенный мне на раздумья срок, Ланцюг позвонил сам и напомнил. Я все-таки под его напором дал согласие на сотрудничество. На это решение меня подвигла не столько возможность заработать, сколько творческий интерес к личности Ярослава Гордеевича, азарт человека, истосковавшегося по приключениям. Я интуитивно почувствовал, что могу оказаться в гуще событий, которые, возможно, станут сюжетом, фабулой для увлекательной повести. Но в целях подстраховки настоял на том, чтобы договор был заключен на мой литературный псевдоним Жарков. Он для значимости заупрямился, но потом согласился, пожурив для острастки.

– Упрямый все-таки вы народ – писатели, творческая богема. Все норовите по-своему сделать. Нет на вас никакой управы.

– Писатель тем и отличается, что у него свой взгляд на события, явления жизни и природы,– парировал я.– Он художественно осмысливает действительность.

– Если так, то пора вам вживаться в образ, – велел он. – Завтра в десять часа я провожу аппаратное совещание, поэтому прошу не опаздывать.

– Хорошо, я человек пунктуальный, – заверил я его.