Бархоппинг

Машина протяжно посигналила, и я обнаружил себя на набережной Обводного канала. Ветер поднял пыль, закружил и снова уложил на дорожки. Я понял, что водитель подмигнул парочке, которая страстно целовалась у угла здания. Мне стало неловко, что я оказался в их частном пространстве, которое они хотели урвать у пустой улицы. Я перебежал на другую сторону, хотя мне это не по пути, но они уже оторвались друг от друга и пошли дальше, и я решил постоять немного, чтобы не быть похожим на преследующего их извращенца. Перила ограды были ужасно грязными, но я как будто только осознал свою усталость и буквально рухнул на них. Внизу воды, в которых дрейфовали бумажки и бутылки, пытаясь блестеть в блёклом свете фонарей. Я поднял голову и посмотрел на перекрёсток: по Лиговскому неслись редкие машины, светофор остановил их красным светом, но со стороны набережной никто не поехал, дорога была пустая: ни блуждающего автомобиля, ни ночного трамвая по заброшенным путям, ни затерявшегося велосипедиста, только пыль и та парочка, уже стоявшая на другом углу… Скорее всего, ловили попутку или ждали такси. Я посмотрел в другую сторону: та же картина… Пустынная земля. И зачем я решил идти домой пешком?! Хотел поймать душу города? Но её нет, она ушла, покинула это место осенью. Помечтать? Очередные мечты о книге, которую невозможно написать, а самое главное – не нужно читать. Что там: заурядные истории вчерашнего подростка, плохо написанные рассказы, которые из-за лени и бездарности объединили и по-модному сделали «романом». Что ты можешь сказать миру? Да какому миру, ты просто вслух не способен выдать ничего серьёзнее, чем очевидные аллюзии на модернистов. Персонификация грехов – как это банально, а самое главное, ты ничего про это не знаешь, ты даже Библию не читал. Не зря тебе сказали, что максимум на что ты способен – писать сценарии для корпоративов, да и то – это было авансом. И мог ты что-нибудь придумать, кроме как рассказа в рассказе, и разрушения причинно-следственных связей. Книга! Все помнят, как ты собирался «Отрыв» печатать… «Вот-вот, уже заканчиваю, начинайте думать над концепцией оформления!», «Это будет просто прорыв, техника автореферата, лоскутное одеяло, “восстание персонажей” – где теперь это всё? Только сидишь в четырёх стенах, пытаясь что-то из себя выдавить… У тебя хватило бы воли добраться до дома, а не упасть где-нибудь по пути на радость бездомным собакам. Смотри-ка, девчонка села в такси, а парень нет: неужели в этом городе не осталось места для любви?

Вступление

Все, что написано далее, является чистой правдой. Никакие имена, обстоятельства, подробности не опущены и не замараны. То, что представлено ниже, является чуть ли не документальным подтверждением моей жизни с 2009 до 2014 годов – периода, когда я начал и безуспешно продолжал становиться писателем, пока не женился. Читателю, который ищет более глубокий смысл, даже там, где его нет, покажется, что это произведение про Санкт-Петербург, и мол, что через переживания и страдания героев я демонстрирую душу города. Но это не так. В отличие от Даррелла, я могу сразу заявить, что город играет роль декораций, места, где встречаются люди, и единственное отличие условного Петербурга от условного Ханты-Мансийска – в количестве персонажей, которые там можно встретить. Если бы мне посчастливилось провести молодость в Париже, то, наверняка, объем был бы больше, но суть осталась той же. Я не буду закутываться в складки занавеса тайны и сразу раскрою сюжет, как сделал это Орхан Памук в романе «Мои странные мысли», доказывая, что сюжет не важен (видимо после того, как студенты попросили его не спойлерничать по поводу самоубийства Анны Карениной).